Недолгое время вишни

Пусть дождик брызжет, но тепло-то брезжит. И в городском дворике-садике на фоне слепой каменной желтой стены расцвела белыми цветами вишня — мне по плечо. Понимаю японцев: сесть под эту сакуру на татами и глядеть; недолог срок цветения вишен. Мне рассказывал кинорежиссер Овчаров, почему так мало экранизаций «Вишневого сада». Потому что время цветения вишен короче, чем съемка фильма. Я тогда подумал: настоящая красота недолговечна, собственно, и об этом ведь тоже написан «Вишневый сад»...
Ностальгия
Каждый поэт ностальгирует по-своему. Один напишет: «Там от меня сегодня, видимо, осталось нечто вроде тени...» Поэтесса, филолог, историк блокады (один из лучших современных историков блокады) Полина Барскова перелила свою ностальгию в межжанровое, многоплановое, многофигурное повествование, где на равных действуют и взаимодействуют: Петр I; художница и путешественница Сибилла Мериан, создательница изумительного альбома бабочек, гусениц, экзотических насекомых, хранящегося в петербургской Кунсткамере; дочь и зять Сибиллы, Доротея и Георг Гзель, одни из организаторов Кунсткамеры; Юрий Тынянов, автор самой необычной и лучшей повести о Петре «Восковая персона»; сама Полина Барскова, врастающая в американскую жизнь, как и положено врастать в жизнь, снизу, со службы в кафе, откуда по утрам надо выгонять спящих опоссумов шваброй, с ухаживанием за двумя обездвиженными женщинами.
Барскова П. Сибиллы, или Книга о чудесных превращениях. — СПб., 2025. — 192 с.
Веселая книжка
Исследовательница русского авангарда, грузинской литературы, советского андреграунда Татьяна Никольская собрала свои мемуарные очерки, не напечатанные еще научные статьи (об авторе авантюрного романа Михаиле Джавахишвили, скажем, или о русском авангарде начала ХХ века и русской рок-музыке конца того же века), рассказы о детстве и опубликовала в сборнике под залихватским названием «С бору по сосенке». За исключением мрачных рассказов о детстве (их мало, но они сильные) книжка получилась веселая. Потому что… про веселых людей, которым сам черт не брат. И в тюрьмах балагурят, и в «столыпинах» поют. Разве может мрачный человек написать: «Я режу ели на болванки, / на аппетитные куски, / я пью Амур посредством банки / из-под томата и трески»? Или разве может быть мрачным человек, о котором Никольская вспоминает так: «С юмором Иван Алексеевич Лихачев рассказывал (…), как в санчасти лагере писал таблички с фамилиями заключенных, разводя краску так, чтобы, когда последняя табличка была написана, первая начинала осыпаться», чтобы (как вы понимаете) подольше остаться в санчасти. Какие бы беды ни валились на этих людей, они держали улыбку. На разбитых в кровь губах.
Никольская, Татьяна Львовна. С бору по сосенке. — Спб., 2025. — 176 с.
Филологический детектив
Или «веселая наука», этот образ, придуманный Ницше, не раз и не два поминает Илья Виницкий в своей книге «О чем поют кабиасы». Образованный филолог. Давно уже работает в американском престижном университете. Надоело ему писать так, как пишут аспиранты: «Бильярдным кием. А понятия круглыми боками бьются друг о друга, как шары». Словно бы он услышал язвительную шутку автора вышеприведенной цитаты: «Литературоведение — это плохие тексты, написанные о текстах хороших», выдумал себе «второе я», как Гари — Ажара, как Синявский — Терца, как Самуил Лурье — С. Гедройца, лихого филолога, Виктора Щебня (на самом деле, Щ'Ебня, но почему у Виктора такая фамилия, вы узнаете, если прочтете книгу) и доверил ему писать абсолютно свободно с одним условием: чтобы было интересно. Занимательность поставил выше научности. Не рискнул пойти до конца в игре в другого, не поставил на титуле автора: Виктор Щебень (уж тем более Щ'Ебень). Ученый все же человек, до такого хулиганства себя не допустил, хоть и рассказал в предисловии про alter ego. Результат — восхитительный. Ученость (научность) никуда не делась (куда ж ее денешь-то, если она есть?), но читать исследования о великолепном знании лермонтовской княжной Мэри алгебры, о забытом поэте конца XVIII Патрикеиче (Ямщикове), с его очаровательными стихами: «Склонись, дражайшая! На мой унылый глас: / Согласие твое мне будет слаще, нежели ананас!», о «Смерти пионерки» Багрицкого, Остапе Бендере Ильфа/Петрова, городской легенде Принстона о сбежавших из зоопарка бабуинах — захватчиво (как написал бы Солженицын), будто читаешь детектив. Филологический. Абсолютным шедевром детективности и филологичности в сборнике я почитаю исследование мистического рассказа Юрия Казакова, прикинувшегося юмореской: «Кабиасы». Виницкий/Щебень, по всей видимости, тоже считает этот текст лучшим, потому-то на обложке его название: «О чем поют кабиасы».
Виницкий Илья. О чем поют кабиасы. Записки свободного комментатора / Виктор Щебень. — СПб., 2025. — 640 с.
если понравилась статья - поделитесь: