Время лени

Сирень отцвела. Побуревшее соцветье сменила кистью семенной. Кажется, так у Твардовского. Надо бы обрезать, а лень… Лето — время лени… для горожанина.
Особенно такое, не палящее, знойное, а теплое, по-человечески теплое. Шарахнуть, что ли, чем-нибудь холодным, ледовитым по сознанию и подсознанию?
Искусство в аду
Есть в русской культуре такое явление: Полина Барскова. Поэт, драматург, прозаик, эссеист. Но она еще и добросовестный, тщательный исследователь блокады в ряду таких ученых, как Сергей Яров, Никита Ломагин, Ирина Сандомирская, Алексис Пери. Совсем недавно Полина Барскова составила и издала блокадную хрестоматию. Уникальная книга. Не только потому, что в ней собраны стихи, рассказы, дневники и воспоминания, но и потому, что впервые блокада представлена так… стереоскопически. Рядом с хрестоматийными стихами Ольги Берггольц и Анны Ахматовой — отчаянные, на грани фола, напечатанные только после смерти авторов стихи Павла Зальцмана и Геннадия Гора. Рядом с жутким, безжалостным, «шаламовским» «Рассказом о жалости и жестокости» Лидии Гинзбург — добрые, по-хорошему сентиментальные, человечные рассказы Л. Пантелеева. Рядом со всем известными короткими записями Тани Савичевой (которые грех забывать) — обстоятельный, психологичный (да, в общем, и социологичный) дневник 12-летнего Миши Тихомирова, погибшего во время артобстрела на трамвайной обстановке. Мальчик был, судя по дневнику, гениальный. Мы видим блокаду с разных точек зрения. Боец НКВД вспоминает, как отправлял свою любимую учительницу немецкого языка (этническую немку) в концлагерь под Шувалово. Елена Мохова-Лосева рассказывает, как ее спасала (и спасла) мать. Елена Мартилла (одна из немногих авторов блокадных дневников, переживших блокаду) записывает в дневнике, как в одну из ночей поняла, что умрет, и села рисовать свой «Автопортрет перед смертью». И выжила. «Автопортрет перед смертью» помещен в книге. Искусство в аду. Данте в пояс кланялся.
Блокада.
Хрестоматия.
Сост. Барскова П. —
М.: 2017.
Жизнь и том
Книгу Михаила Мейлаха «Миф и поэзия», этот том, как дом, стоит купить хотя бы из уважения
к автору. Мало есть на земле филологов, которые прожили такую жизнь, как Михаил Борисович Мейлах. Исследователь творчества обэриутов (Хармса, Введенского, Вагинова, Заболоцкого), прошедший Северным морским путем от Мурманска до Находки, — это сильно. Исследователь языка провансальских трубадуров, получивший восемь лет лагерей за распространение сам-и-там-издата, — это еще сильнее. И вот этот том. По сути, в него спрессована вся жизнь Михаила Мейлаха. Или то, что он в этой жизни делал. Для таких, как Мейлах, это и есть жизнь: то, что в ней делал и сделал. В книге — статьи о тех самых трубадурах и обэриутах, о футуристе и шекспироведе Иване Аксенове, об античной поэзии и поэзии средневековой, да много о чем и о ком. Для меня самым интересным был последний раздел — воспоминания об Анне Ахматовой (с которой Мейлах дружил), о Бродском (к которому ездил в ссылку в Норенскую), о библиотеке тюрьмы Большого дома (в которой Мейлах сидел и в перерывах между допросами читал Данте в подлиннике, как раз из тюремной библиотеки, бывшей библиотеки царской политической тюрьмы — Петропавловской крепости), о детстве, об университетских преподавателях. В том же разделе — беседы Мейлаха с Бродским, Исайей Берлиным, нобелевским лауреатом Чеславом Милошем, славистом и участником венгерского восстания 1956 года Омри Роненом, с исследователем русского авангарда Николаем Харджиевым. Захватывающее чтение. Рекомендую.
Поэзия и миф.
Мейлах М. —
М.: Языки славянской культуры, 2018.
Человек-музыка
Кинодокументалист Владимир Непевный снял удивительный фильм — «Вячеслав Гайворонский. Мимолетности». Конечно, из-за человека, о котором он снят. Окончить консерваторию и медучилище; понять, что в условиях советской несвободы тебе не удастся сделать в музыке то, что ты хочешь; пойти работать хирургом в областную больницу имени Карла Маркса в городе Кемерово, проработать там 15 лет и триумфально вернуться в музыку — согласитесь, это удивительно. Но этот-то эпизод (если можно это назвать эпизодом) в фильме пробросом, краткой справкой на полях основного повествования. Основное повествование — о музыке и музыканте, композиторе
и трубаче. Даже не повествование — вглядывание в человека, который живет в музыке. Что это за странная порода людей такая: музыканты, которые мыслят звуками, чувствуют звуками,
а потом умеют выражать свои мысли и чувства сочетанием звуков? В фильме есть несколько сцен репетиций струнного квартета, есть подготовительная беседа трех музыкантов перед концертом,
и самое замечательное — в фильме Гайворонский рассказывает свою музыку. За кадром звучит его сочинение, а он по ходу дела объясняет нам, что это звучит и что это значит. Стоит посмотреть фильм уже хотя бы для того, чтобы услышать этот рассказ, или для того, чтобы увидеть человека-музыку.
«Гайворонский: Мимолетности».
Авт. сценария и режиссер
Непевный В. —
Док. фильм,
2018.
если понравилась статья - поделитесь: