Происхождение на выбор

По-русски Мурино отдает мурой, что оскорбительно и неверно. По-украински и по-польски — стенами. Муры (ударение на последнем слоге) — стены по-польски и по-украински. Город стен. Это ближе к одной из истин, к одному из расшифровок топонима. Muurola по-фински — поселение каменщиков, тех, кто строит стены. По-шведски это скорее место, где добывают камень для строительства (стен в том числе). Город камня и каменщиков — красиво.

Есть другая версия: при Петре I сюда были переселены крестьяне из Мурома. Петр ведь не считался с мнением подвластного населения: встали — пошли с детьми и пожитками. Так что вполне возможно: Мурино — поселение бывших муромцев. Why not? Почему нет?

И наконец, четвертая версия. Muura по-фински — «барсук». Получается, Барсуково. То ли барсуков было много, то ли жители медвежьего угла тогдашней Швеции напоминали барсуков: забились в норку и живут. Каменщиково — Камнево — Муромское — Барсуково. Каждая версия имеет право на существование. Можно выбрать по вкусу: мне больше нравится Камнево. Звонко, раскатисто, значительно.

От Петра

Письменные упоминания Мурино известны с XVII века. Впрочем, в 1838 году муринский крестьянин Ефим Петров, разбирая свой старый сарай и строя новый, обнаружил под старым сараем берестяной ящичек со старыми монетами. Самые старые были времен Ивана Грозного, когда Иван еще не был ни Грозным, ни царем, а только великим князем московским, то есть с 1538 по 1547. Из чего делают осторожный вывод: может, поселение существовало и в XVI веке. А может, и нет. Зарыть накопленное, чтобы потом отрыть, могли и в укромном, безлюдном месте.

История Мурина — явная и явленная — начинается при Петре. Деревня Мурино с 1712 до 1749 год переходила из рук в руки, от Шафирова (первого петровского дипломата) — к Брюсу, от Брюса — к Дмитриеву-Мамонову, пока (в 1749 году) не досталась окончательно и бесповоротно семейству Воронцовых. Первым Воронцовым, владеющим Муриным, стал екатерининский вельможа Роман Илларионович Воронцов, отец двух фавориток. Фаворитки свергнутого Екатериной II Петра III, Елизаветы Воронцовой, и фаворитки свергшей Петра III Екатерины II, Екатерины Дашковой (в девичестве, разумеется, Воронцовой). Владимирский наместник в свое столичное подгородное имение наезжал редко. Он приумножал свое состояние во Владимире.

Созданное Петром государство было весьма коррупционно. Коррупция служила чем-то вроде смазки государственной машины. И среди мздоимцев, взяточников на госслужбе Роман Илларионович был едва ли не на первом месте. От владимирцев он заслужил прозвище: «Роман — большой карман». И бог бы с ними, с владимирцами, пусть злословят, но когда матушка-императрица на именины прислала ему большой кошелек, расшитый жемчугом, тут Роману Илларионовичу (как говорит моя дочь) чисто конкретно поплохело. Видимо, он вспомнил, что помимо того, что он — папа Кати, лучшей подруги императрицы, он еще и папа Лизы, ее ненавистной врагини.

После значимого подарка он слег и невдолге затем отдал Богу душу, или (как говорит моя дочь) поставил боты в угол. Имение Мурино досталось его сыновьям, Семену и Александру, дипломатам, либералам (насколько возможно было быть либералами в высших эшелонах власти Российской империи) и англофилам. Впрочем, англофилия не помешала братьям отговорить Екатерину от проекта, предложенного ей английским правительством: заселить недавно завоеванный Крым британскими каторжниками. Екатерину очень заинтересовал этот проект. А что? Эвон какую страну отгрохали британские каторжники в Австралии. Но братья императрицу отговорили.

С другой стороны, либерализм Александра Воронцова помог ему сдружиться с Александром Радищевым. Радищев был возвращен из ссылки в 1796 Павлом, включен в состав Комиссии по составлению законов Александром I в 1801. Там Воронцов и Радищев и подружились. Вместе разработали проект одной из первых российских конституций «Всемилостивейшая жалованная грамота» — равенство всех перед законом, свобода слова, совести — вот это все. Только нести проект начальнику Комиссии по составлению законов, графу Завадовскому, Воронцов доверил Радищеву. Граф Завадовский, как прочел, что «не народы сделаны для государей, а сами государи Промыслом Божиим установлены для пользы и благополучия народов», так и вздохнул, а потом выдохнул (нежно, по-отечески): «Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему? Или мало тебе Сибири?» Радищев вернулся домой, выпил стакан «царской водки» (смесь азотной и соляной кислот) и умер.

Вот в свободное от Конституции время Александр Романович занимался имением Мурино. Семен Романович служил послом в Лондоне. Александр Романович построил в Мурино водочный завод (найти бы его останки), разбил парк с прудами и каналами и фруктовые сады. Кроме того, в Мурино были построены огромные оранжереи, где росли и плодоносили персики, абрикосы и лимоны. Не для продажи, разумеется (в отличие от водки), а для личного и гостевого употребления.

Александр Романович всю жизнь прожил холостяком. Завещал имение своему брату Семену. Сын Семена Романовича, Михаил Семенович (да, да, тот самый, про которого Пушкин: «Полу-милорд, полу-купец, полу-мудрец, полу-невежда, полу-подлец, но есть надежда, что станет полным наконец») в 1843 году провел в Мурино социальный эксперимент. С согласия Николая I освободил своих крестьян от крепостной зависимости. То есть свобода передвижения и семейной жизни (крестьяне и крестьянки могут сочетаться браком, не испрашивая позволения барина), за это земельные наделы сокращены втрое, а налог на землю, которой пользуются крестьяне, увеличен во столько же раз. Крестьяне пороптали, но смирились.

Столпообразная память

Совсем забыл. В Мурино есть памятник архитектуры конца XVIII века. Создание одного из самых интересных архитекторов, да и людей того времени, Николая Львова. Он был не просто архитектор, но архитектор необычный, с выдумкой. В Гатчине до сих пор стоит замок, построенный им из земли, Приорат. Выдумку, эксцентричную изобретательность князя Львова оценит всякий, кто вспомнит построенные им на тогдашней окраине Петербурга церковь и часовню в виде кулича и пасхи, так и прозванные — Кулич и Пасха. Он был не только архитектор, но и садовод, говоря современным языком, ландшафтный дизайнер. Сходите в музей Державина (бывшую усадьбу поэта, построенную тоже по проекту Львова) на Фонтанке, поглядите из окон музея на сад, разбитый Львовым, — ахнете, до чего этот мини-парк уютен и красив.

Николай Львов был не только архитектор и ландшафтный дизайнер. Он еще был композитор. Автор нескольких опер. Одна из его опер, «Ямщики на подставе» (название нынче двусмысленное, понимаю), исполняется до сих пор. Вот такой человек построил в Мурино в 1786 году храм Святой великомученицы Екатерины памяти умершей в Венеции жены Семена Воронцова, Екатерины Алексеевны Сенявиной-Воронцовой. Построил тоже необычно, хотя необычность эта сейчас не так заметна.

Церковь возведена по образцу средневековых русских церквей XIV–XVI веков «иже под колоколы» («который под колоколами», под звоном, подколокольный храм), но в стиле классицизма. В Западной Европе таких церквей не строили. Звонница не на отдельной башне-колокольне, но над самим помещением храма. Из-за этого церковь приобретает особую стройность, «столпообразность», так эту особенность называют архитекторы и историки архитектуры.

Храм святой Екатерины в Мурино действовал до 1938 года. В 1936 году в нем снимали сцены из фильма «Дубровский» (венчание Маши Троекуровой и князя Верейского). Не помогло. В 1938 году церковь закрыли. Иконостас работы едва ли не лучшего русского портретиста Василия Боровиковского и икона, принадлежавшая царевне Наталье Алексеевне, сестре Петра I и его доброму гению, умевшей умерять чрезвычайно злобный нрав реформатора, были конфискованы и исчезли. (Интересно, как попала эта икона в Мурино; теперь уже не узнать: архив церкви тоже исчез.) Но церковь осталась.

Сначала — клуб, в годы войны — временный эвакопункт для беженцев. После войны — продовольственный склад («храм Спаса на картошке», как шутил незабвенный сын турецкоподданного) и пункт приема стеклотары. В 1965 году в истории церкви мог наступить неожиданный поворот, связанный с падением Хрущева и свертыванием его политики, в том числе и резко атеистической. Было принято даже постановление: «О некоторых фактах нарушения социалистической законности в отношении верующих».

Раз такое дело, то немногие оставшиеся в окрестностях Ленинграда финны-лютеране обратились к уполномоченному по делам религиозных культов, Васильеву, с просьбой передать им храм Святой Екатерины. Уполномоченный (во исполнение соответствующего постановления) поддержал их просьбу. Но — облом (как говорит моя дочь). Председатель исполкома Всеволожского горсовета (поселок Мурино тогда подчинялся Всеволожскому горсовету) ответил категорическим отказом. А было бы интересно, если б ко времени перестройки и возвращения закрытых православных церквей РПЦ в храме Святой Екатерины была бы лютеранская кирха... Этот сюжет не раскручен музой истории Клио.

В 1988 году церковь вернули РПЦ. В начале ХХ века перед церковью поставили бронзовый бюст Александра II работы Пьетро (Петра Осиповича) Кюфферле. Сын австрийского офицера и итальянки, Пьетро Кюфферле долго жил и много работал в России. Прославился он своим памятником русским морякам, спасающим людей из-под завалов после землетрясения на Сицилии, и скульптурной композицией «Лев Толстой и Христос»: Лев Толстой сидит на стуле, а за спиной Льва стоит Христос, опираясь на спинку стула. Пьетро отправил фотографию своей скульптуры Толстому. На обороте фотографии написал: «Ты понял!» Лев Толстой понял и принял. Ныне скульптура «Лев Толстой и Христос» — в экспозиции яснополянского музея.

Бюст Александра Второго работы Кюфферле был снесен в 1918 году муринскими крестьянами. Надо признать, что во время революции и гражданской войны церкви еще могли уцелеть, даже помещичьи усадьбы кое-где не трогали, но вот бюсты и памятники Александру Второму (Царю-Освободителю), коих было немало, сносили под ноль повсюду.

Теперь бюст восстановлен по фотографии и стоит перед храмом. Так что этот бюст, когда-то уничтоженный, тоже есть.

И еще есть в Мурино совершенно крышесносный памятник. Сделан в 2017 году тогда студентами Академии художеств, Владиславом Мухановым и Иваном Зубаревым. Называется «Сон Менделеева». Вроде бы Дмитрий Менделеев во сне увидел свою периодическую таблицу. Тема для художников благодатная. У Техноложки бронзовый Менделеев с папироской в пальцах дремлет в кресле, а на стене напротив памятника — его периодическая таблица. В Мурино сон Менделеева визуализировали. Постамент — какая-то малопонятная спиральная композиция, на постаменте вполне себе реалистический солидный бородач, рядом с которым, вырастая из постамента, вверх устремляется кусок периодической таблицы Менделеева. Аллегория так себе, но впечатление сильное…