16 июня 2021
3200
Елисеев Никита

Илоранта

Ретро-взгляд критика Никиты Елисеева на Большое Лесное озеро: как Карисалми превратилось в Илоранту

Мобильная версия для смартфонов и планшетов

«Не Иоланта, а Илоранта», — сказал приятель. «Да? А я думал, база отдыха названа в честь оперы Чайковского», — отвечал я. «Нет, это какое-то финское слово». — «То есть, раньше так селение называлось?» — «Опять не попал. Селение раньше называлось Карисалми — пролив между рифами». — «Какими рифами? Какой пролив? Это же от Выборгского залива далёко». — «Ну, это ты не у меня спрашивай, а у тех, кто селение так назвал. Вообще-то, оно на берегу озера. Может, там и рифы, и пролив. Не знаю.

По делам

Приятель вез меня в Илоранту по делам. Случаются и у меня дела. По дороге поспорили: он — неокон и убежденный рыночник; у меня убежденности нет ни в чем, а уж в незыблемых законах рынка тем паче. Посему (кстати) разбить меня в идеологическом споре довольно легко, но и убедить в чем-либо незыблемо идеологическом невозможно. В общем, мы устали препираться. Приятель сказал: «Забавно будет, если это та самая база отдыха...»

Отвечая на мой недоуменный взгляд, пояснил: «Карисалми, по-советски Гвардейское, считалось при Советах погранзоной, но… но там построили две базы отдыха, два санатория от двух заводов: «Электросила» и «Электрик», если не путаю. То есть отдыхающие в этих санаториях получали пропуска. А у моих родителей был друг на заводе «Электрик», так что несколько раз я летом в Гвардейском отдыхал». — «И как?» — «Ну, что ты спрашиваешь. Чудо! Озеро, лес на холмах, грибы, ягоды. Причем лес и берега озера, поскольку погранзона и людей мало, не захламлены. Никакого тебе пикника на обочине, кострищ, банок, склянок, полиэтиленовых пакетов. Чисто, светло, таинственно». — «Если уж Стругацких поминаем, то… зона?» — «Нет. Я же и говорю — ни следа человеческой деятельности. Девственность, нетронутость. Генри Торо, «Жизнь в лесах»». — «Так не бывает...»

Приятель подумал и согласился: «Ты прав. Были следы цивилизации. Деревянные летние домики санатория стояли на фундаментах финских домов. Впечатление (если присмотреться) сильное: на циклопических каменных основаниях (замкам бы на них стоять, а не хуторским постройкам) — деревянные домики». — «Символическое?» — «Не знаю. Да, возьми-ка мобилу, погляди навигатор, скажешь, когда и куда сворачивать, развязку бы не проскочить». Я взял навигатор, посмотрел, в нужный (как мне показалось) момент сказал: «Налево». — Через три минуты из мобилы раздался милый девичий голос: «Маршрут перестроен...»

Приятель свернул на обочину, остановился: «То есть как перестроен? Дай-ка мне прибор». Я протянул прибор. Приятель посмотрел на экран и почесал в потылице: «Мда. Запилили... Сусанин. Никита, ты что, не знаешь, где право, где лево?» Я честно ответил: «Знаю, но… неотчетливо. Еще в армии старшина обращал на эту мою особенность внимание. Достаточно нервно обращал, надо признать...» — «Я его понимаю. Ладно, будем выруливать. Держи мобилу, чтобы я экран видел, и ничего не говори, хорошо?» — «Как скажешь, начальник».

Вывернули, вырулили. Поехали по узкой асфальтовой дороге. Справа (точно справа) открылось за резным заборчиком озеро, островки, проложенные через озеро лежащие на воде, длинные мостки с перильцами от островка к островку. «Оно, — признал мой приятель, — то есть она: база отдыха завода «Электрик»». — «И такая же была… Венеция, такие же мостки от островка к островку?» Приятель кивнул. «Ну, это и впрямь чудо», — подтвердил я.

 

По дороге

Прежде чем приступить к делу, то есть рассказать об Оруэлле и двух его самых знаменитых текстах, а потом выслушать, что скажут об этом слушатели, я (и будущие слушатели) были отвезены на ферму животных, принадлежащих хозяину базы отдыха «Илоранта». В этом был и каприз, и пафос. В самом деле, перед тем, как вам расскажут про оруэлловскую сказку «Ферма животных», про то, как животные восстали, и что из этого получилось, и непременно именно так и получится после любого восстания угнетенных, униженных и оскорбленных, поглядите на… ферму животных, послушайте фермера. Эффектно.

Фермер, он же хозяин базы отдыха, мне понравился. Будь я режиссер, взял бы его на роль Драйера в экранизацию «Короля. Дамы. Валета» Набокова. Веселый мужик, которому интересно работать. Не то чтобы один свет в окошке у него — работа, но без интересной работы как-то будет тускло. По дороге из базы отдыха на ферму в автобусе он вкратце рассказал нам историю Карисальми. Медвежий угол Финляндии. В конце XIX века построили железную дорогу, кстати, на станции Гвардейское (б. Карисальми) Игорь Масленников снимал одну из серий своего фильма про Шерлока Холмса. По железной дороге сюда потянулись дачники из столицы.

Потом грянула революция. Вернее, революции — в России и в отделившейся от нее Финляндии. Русских дачников почти не осталось. Нормальный сельскохозяйственный регион капиталистической страны после потерпевшей поражение пролетарской революции. Потом грянули две войны: 19391940 и 19411944 годов. Финское население эвакуировали. (В скобках отмечу подвиг организованности и профессионализма финских эвакуаторов.) Погранзона. Пусто. Тихо. Светло. Однако две базы отдыха были созданы — завода «Электросила» и завода «Энергетик».

А потом шарахнула антикоммунистическая революция 1991 года. Какие базы отдыха, когда зарплату платить нечем? В общем, он эти базы отдыха купил, заново обустроил, а рядом расположил ферму.

 

Ферма животных

Въехали сквозь бесшумно, механически открывшиеся железные ворота на территорию фермы. Автобус остановился у большого ангара с надписью во всю длину под крышей: «Продовольственный». Вылезли из автобуса. Стали слушать хозяина базы «Илоранта». Интересно говорил, потому что (повторюсь) ферма была ему интересна. Я не все запомнил. Хотя история про бройлеров меня потрясла. Оруэлловская такая история. Животные, которые запрограммированы человеком на то, чтобы быть его пищей. И только. На волю их не выпустить. Для них лучше сидеть в теплых вольерах и есть... На воле они погибнут.

Разумеется, были показаны и инкубаторы, где выводятся бройлерные цыплята, и вольеры, где сидят вылупившиеся, ждущие неизбежного забоя. Тень Оруэлла витала. Вот маленькие, быстрые, пушистые комочки — совсем маленькие цыплята. Бегают, вертят головенками: программа еще не заработала. А вот то, что из них получилось: жуткие ленивые уроды, медленно бродящие по вольеру, но по большей части сидящие и все время что-то съедобное клюющие. До ножа забойщика им совсем ничего.

А вот два индюка мне понравились. Безобразные пузатые павлины, они бродили в вольере под открытым небом, раздували красные мешки под клювами и ругались. Они были восхитительны. Сама мощь. Пусть и небольшого роста. Хозяин объяснил, что хочет здесь еще и мини-зоопарк открыть для отдыхающих. Немного диких животных у него есть. Местная волонтерская организация передает ему подраненных, вылеченных животных. Две совы с поломанными крыльями. Еноты. Северный олень. Пони.

Северного оленя я не узнал. Он был без рогов. На голове у него набухли какие-то жуткие наросты. Я спросил у фермера: «А это кто?» Фермер засмеялся: «Олень. Вы что, не видите?» — «А он болен? Почему у него такая жуть на голове?» Фермер снова засмеялся: «В каком-то смысле болен. Линяет и недавно рога скинул. Эта жуть — набухающие, растущие рога. О, видели бы вы, что у него на голове было, когда он рога скинул. Вот это была жуть. А эти наросты — панты, предрога, набухшие кровью...»     

 

Миша Башаргин

Автобус повез нас обратно на базу. Остановился у гаишника, сделанного из обрубков дерева. Он полосатым жезлом указывал в сторону длиннющих деревянных мостков, проложенных сквозь холмистый, чистый, тихий и светлый лес. Вдоль мостков стояли смешные деревянные человечки. На одной из полянок я задержался. На длинном и толстом пне было вырезано смеющееся лицо. Вырезано с изумительным мастерством, с настоящей художнической экспрессией. Я подозвал хозяина. «Кто это?» И указал на смеющееся лицо. «Это? Один из первых наших посетителей, гостей. Он был очень веселый. Вот и решили увековечить». — «Нет, — объяснил я, — мне интересно, кто его увековечил...»

Хозяин опечалился: «Миша, Башаргин. Очень хороший, талантливый человек. С очень-очень непростой судьбой. Впрочем, у всех хороших талантливых людей судьбы, как правило, непростые. Оруэлл тоже тому пример, верно?» — «Верно. А Миша Башаргин здесь живет? В Петербурге? В Выборге?» — «Умер. Сердце. И жил он в Волховском районе. 101-й километр. Сын полковника. Как там у Горького: свернулся со стези-то своей. Попал по хулиганке в колонию. После колонии еще раз попал. По-моему, как уголовники говорят, у него две ходки было. Ну а после последней взялся за ум. Овладел ремеслом резчика по дереву, витражным мастерством, росписью по дереву. Я с ним познакомился, когда дорога строилась в Волховском районе. Миша мебель делал для офисов строительной организации. Пригласил его сюда поработать. Он очень много здесь делал — и витражи, и резьбу, и мебель. Необыкновенно талантливый был. Ну вот… сердце. Такие дела».

Мне стало печально в чистом, тихом, светлом и теплом лесу на подходе к базе отдыха «Илоранта».    

если понравилась новость - поделитесь:


Последних
новостей