Печальные либералы

Об эту пору я люблю читать что-то серьезное и грустное, чтобы — клин клином. Вот и сейчас передо мной книга диалогов Леонидаса Донскиса и Томаса Венцловы «Поиски оптимизма в пессимистические времена». Донскис — литовский политик и ученый, Венцлова — великий литовский поэт, диссидент брежневской поры, правозащитник, эмигрировавший из СССР в конце 1970-х. Оба (как вы догадались) либералы. Пишут друг другу письма, в которых рассуждают о том, как так получилось, что победа над монстром коммунизма привела к нарастающему во всем мире валу ксенофобии, изоляционизма, социального дарвинизма. Сила — все. Бог — в силе, в эффективности. Слаб? Умирай. Беден? Плохо работаешь. Силен? Тебе все позволено. И в личном, и в государственном смысле. Нет никаких прав человека. Есть госинтересы — и все тут. Как справиться с этим валом, надвигающимся изнутри и снаружи на гуманистическую цивилизацию? У Донскиса есть очень интересная мысль: до какого-то времени рыночная экономика и демократия казались плотно и неразрывно связанными. Сейчас выясняется, что эффективная рыночная экономика вполне может работать и без демократии или имитируя демократию. Богатая мысль. Впрочем, в этой книге много мыслей и точных наблюдений.

Поиски оптимизма
в пессимистические времена.
Донскис Л.,
Венцлова Т. —
СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2016

Дитя глобализации

Вот лирический довесок к политологическим рассуждениям двух либералов. Сборник рассказов Ольги Гренец «Хлоп-страна». Написаны рассказы под явным влиянием двух (казалось бы) взаимоисключающих друг друга писателей: американки Фланнери О’Коннор и Антона Чехова. Фланнери О’Коннор в смягченном, чеховском варианте. Там, где у американской католички всенепременно случилась бы какая-нибудь уголовщина, у Ольги Гренец… ничего не происходит. На месте уголовщины зияет открытый финал. В эстетическом смысле непонятно, что страшнее. Даже самый о’конноровский рассказ Гренец «В Крыму» кончается по-чеховски. С откровенной отсылкой
к русскому классику: зеленый луч восхода над Черным морем (см. «Дуэль» А. П. Чехова). Почему этот сборник — довесок к книге двух литовцев? Потому что он о мире глобализации, о мире после гибели врага западной цивилизации — СССР. Сама Ольга Гренец — дитя этого мира. Она родилась в позднем Советском Союзе. В 17 лет оказалась в Америке. Пишет по-русски и по-английски. Пишет о людях из других миров, которые оказались вот в этом мире. Пишет о том, что нас очень много и мы очень разные, и нам очень трудно притереться друг к другу. Поэтому мы одиноки, мы некоммуникабельны. Нам не найти общего языка с соседом. Или очень трудно найти этот общий язык. Пишет не о силе слабых, а о слабости сильных. Лучший рассказ Гренец — первый, «Стратегия выхода», о русском предпринимателе в Америке, который решает выйти из игры.

Хлоп-страна.
Гренец О. —
М.: Время, 2017

Первый абсурдист

Я просто слышу, как кто-то мне говорит: «Хватит уже наводить тоску на людей. Уже заколотил клин, не вынешь. А кому-то нравится зима: лыжи, коньки, санки. А ты ноешь…» Все, прекращаю. Ура, товарищи, в России впервые полностью издан Эдвард Лир (1812–1888). Отец литературного абсурда. Его любили Франц Кафка, Даниил Хармс, Владимир Набоков, Эжен Ионеско, Уис-тен Оден, посвятивший Лиру стихотворение (в послесловии оно приведено). Он был блестящим рисовальщиком. Давал уроки рисования королеве Виктории. Он первым ввел в литературу нелепицу, алогизм, абсурд. Он был королем чистого смеха, гэга как такового. Он создал жанр «лимерик». Сам он называл свои стихи nonsense («нелепость»). Первый его сборник 1846 года расхватали, как горячие пирожки. Библиографическая редкость. В Лондонской национальной библиотеке есть только третье его издание. Лир первым стал выдумывать слова — то, чем потом активно занимались авангардисты ХХ века. Лира переводили много, но впервые Борис Архипцев перевел все его наследие. Перевел тщательно, даже выдуманные слова, например, совершенно непонятную «омблиферочку». Снабдил свои переводы умным послесловием, в котором рассказал и о жизни Эдварда Лира, и об особенности его поэтики, без которой не было бы многих и многих достижений в литературе.
Я все-таки напоследок вобью клин в клин, уж больно хорошо сказал создатель веселого, беззаботного жанра «лимерик»: «Я вижу жизнь по преимуществу трагической и тщетной, и единственное, что имеет значение, — это шутка».

Чистый nonsense.
Лир Э. —
СПб.: Геликон Плюс, 2016