1510
0
Дмитрий Синочкин

«Сантехника — типичный психоз питерцев»

Пока рынок рос, риэлторы и застройщики не очень-то интересовались, кто их клиенты, сколько их и откуда они берутся. Ситуация изменилась, и на первое место вышел Его Величество Спрос — капризный и непредсказуемый. Оказалось, что мы удивительно мало знаем о согражданах. Общение для большинства участников рынка ограничено рамками одного и того же узкого круга…
Поэтому мы и решили побеседовать с человеком, для которого изучение устройства общества — прямая профессиональная обязанность.

– Татьяна Захаровна, как наши соотечественники реагируют на кризис?

– У большинства, если сравнивать с Европой, реакция парадоксальная. Всерьез забеспокоились, когда правительство начало принимать меры. Думаю, это происходит от некоторого непонимания и от господствующей информационной политики, цель которой — успокоить сограждан. Реакция людей, у которых есть деньги, была, может быть, неадекватной, потому что они видели: для правительства такая ситуация стала неожиданностью. Волнения начались, когда повысили сумму страхования вкладов.

– Когда государство начинает делать что-то в поддержку, мы начинаем тревожиться.

– Да, это значит, что происходит что-то не то. Важно, что кризис глобальный. Эта ситуация коснулась многих. Сын моих знакомых работает в англо-голландской компании. Деньги им перечисляли в исландский банк. Потом их счета заморозили, и возникли проблемы. Теперь он рад хотя бы тому, что его девушка — она из Белоруссии — получает наличные суммы еженедельно. Это выручает. СМИ, освещающие проблему кризиса, дают понять, что проблема возникла не только для России, но и для других стран. Поэтому реакция заторможенная.

– Раз со всеми такое случилось, значит, совсем плохо у нас не будет...

– Да, значит, обрушения не будет. Кроме того, культура сбережений у нас еще не сложилась. Некоторые из тех, у кого были средства, вложили их в недвижимость. Точных данных нет, но у нас довольно большой процент таких вложений. Увеличивается число людей, живущих на доходы с аренды. Когда «единички» стоили еще $25 000 – 26 000, многие занимали деньги, покупали квартиры, комнаты. Сейчас их сдают.

Купить хотя бы минимальное жилье — это очень важно для иногородних. А молодые, отделяющиеся в Петербурге от родителей, — и по опросам, и по нашим наблюдениям, — чаще снимают.
Мы несколько лет исследовали конфликты, связанные с дольщиками. Дольщики — это более пожилые люди, в основном петербуржцы: иногородние чаще покупают на вторичном рынке. Однако, с моей точки зрения, на жилищном рынке нет просчитанной разумности поведения. Часто принимаются спонтанные решения. Люди «ведутся» на рекламу, видят какие-то скидки и прочее. Хотя постепенно формируются приоритеты. Сейчас уже видно, что популярность квартир в старом фонде уходит, уходят «корабли». Состояние сантехники — одна из главных причин. Кроме того, есть ориентация на относительно однородный состав жильцов. Многие устали от соседей.

– Как формируется в Петербурге установка на загородную жизнь? Какое место она занимает в представлениях граждан о комфортной жизни?

– Это началось с элитных слоев. Но их предпочтения трудно отслеживать. Года 3–4 назад мы заметили тяготение к малоэтажному жилью, на рынке появились «Европейские предместья», жилье в Коломягах. Жизнь в Петербурге связывают с пробками, с экологически неблагоприятной ситуацией. Идет ориентация на Запад. Люди побывали в Европе и видели условия жизни в пригородных поселках.

Это верхний и средний класс, это крепкие «середняки» со стабильными текущими доходами. Уровень текущих доходов у нас очень важен, потому что, повторюсь, у нас пока нет культуры накопления и сбережения. Предпочтения на рынке жилья подвержены моде. Лет десять назад все увлекались евроремонтом, сейчас он сошел на нет, потому что стало все отваливаться. Потом была мода на старину, на натуральность и т.д.

Если говорить о загородном жилье — появилось понимание того, что на своих шести сотках в окружении неблагоприятной среды все равно не построить того, что хочешь. Возникло желание жить в однородной среде, с инфраструктурой. Такие тенденции появились лет пять назад.
Интересно формируется отношение к таун-хаузу. Многие предпочитают жить с 10–15 соседями, но не еще с одной семьей в дуплексе…

У многих есть коммунальный опыт. Еще в советские времена и в дальнейшие годы мы проводили исследования по программе «Жилище—2000». Наиболее напряженными и конфликтными были отношения в двух-, трехкомнатных квартирах с подселенцами. Такое соседство считается самым опасным.

Мы зафиксировали стремление среднего слоя уехать в пригород. Многие из его представителей имеют машины, но выбирают такие направления, где есть общественный транспорт, инфраструктура и т.д. В строящихся поселках многие отмечают избыточную торгово-развлекательную инфраструктуру и излишнюю площадь домов. Самый востребованный дом сейчас — 120–150 кв.м.

Весной мы задавали респондентам вопросы, касающиеся опасений при покупке загородной недвижимости. Главные — боязнь, что стройка затянется, и опасения, связанные с инженерией. Сантехника — типичный психоз питерцев, потому что от этого больше всего натерпелись.

– Мы сейчас говорим об основном или о втором жилье?

– Петербуржцы все равно стремятся оставить за собой жилье в городе — на всякий случай.

– От чего зависит этот выбор: покупает человек дом в поселке с концепцией или же на вольном рынке?

– Первый этап — телевидение, оно формирует общие представления. Далее — опыт знакомых, впечатления от Европы и пр. Те, кто влезают во все это, начинают систематически просматривать специализированные издания. У них уже есть перечень вопросов, ответы на которые они ищут.

– Какое место занимает загородный дом в системе ценностей горожанина? И какими ценностями в первую очередь пожертвует петербуржец, если наступит время «затягивать пояса»? Будет ли он реже ходить в ресторан, будет ли откладывать покупку загородного дома, откажется ли от дорогого автомобиля?

– Мы в ближайшее время будем проводить такие опросы.

Если же говорить в общих чертах, надо учитывать: горожане, у которых есть деньги, от покупки недвижимости не откажутся, в том числе и потому, что средства нужно куда-то вкладывать. Жилье до сих пор воспринимается как надежный актив.

Сейчас спрос отчасти не реализован из-за нехватки денег. С весны чувствовалось уныние на рынке недвижимости, я бы сказала даже, тоска. Цены росли так, что было непонятно, кто может купить жилье.

– Какой уровень доходов позволяет включаться в рынок недвижимости?

– В 2003-м — от $2000–2500 на семью. Сегодня точных данных нет; думаю, у тех, кто решается на покупку, доходы должны составлять от $3000 на семью.

– Сколько в Петербурге семей, у которых такой ежемесячный доход?

– По нашим опросам, 3–3,5%. Учтите, что самые богатые в нашу выборку не попадают. Семей, которые получают меньше прожиточного минимума, 4500 рублей на человека, — 8,5%. Людей, считающих себя бедными (примерно 6500 рублей на человека в семье) — около 23%.

– Какое место занимает жилье в системе ценностей? Это место для проживания или, в том числе, какой-то статусный знак?

– Для большинства петербуржцев это ценность номер один. И, конечно, место для комфортного проживания. Значимость статуса в потреблении уходит, мотивы, связанные с престижностью, уступают прагматике, функциональности.

Когда с людьми говоришь о пяти-шести комнатах, они отвечают, что трех вполне хватило бы, потому что когда много комнат, надо много времени тратить на их уборку. Или кого-то нанимать.

Мы сравнительно недавно вышли из дефицита. Спонтанная покупка мебели, бытовой техники — это прошло. Потребление становится более функциональным. Изменить структуру досуга, особенно те формы, которые появились недавно, люди не готовы. У молодежи — ночной клуб, у пенсионеров, например, познавательные поездки…

– А что вы скажете о престижности загородного адреса? Дом в Комарово или дом в Пупышево — это же разные вещи, даже если они одной площади...

– Для определенных групп это важно. Если человек относит себя к элите, то, конечно, ему нужен дом не в Пупышево, а, например, в Репино. А вот если человек вращается в среде, где не в ходу критерии престижности, лучше вообще не признаваться в том, что он имеет.

– Почему?

– У нас до сих пор не любят выделяющихся. Кстати — меня чуть не уволили из Академии наук... За то, что зарабатываю, и за «порочащие связи со Смольным». Сказали, что я и так с голоду не помру. Если человек выбивается из своей идентификационной группы, он становится изгоем. Власть предполагает другой стиль поведения, мышления.

– Можно ли предположить, какой будет наиболее вероятная реакция петербуржцев на рецессию и, возможно, на довольно долгий период стагнации?

– Ясно, что доходы почти не будут расти, а люди привыкли к росту. Это проблема. В среднем, по нашим опросам, доходы практически всех групп населения (включая пенсионеров) выросли за год примерно на 30%. Для средних слоев самый типичный источник пополнения семейного бюджета до сих пор — множественная занятость. Будут работать на разных работах. Грядет сокращение рабочих мест, однако годы «перестройки» и дефолт закалили петербуржцев, они научились выживать в любых условиях.

– А у вас есть загородный дом?

– Пока ищу.

– Зачем?

– Cоседи достали. Я живу на Васильевском, в неплохом доме постройки 70-х годов. Я настоящий городской житель, но проблема соседства сильно повлияла на это решение. Кроме того, у сына сложился вполне западный взгляд на принципы комфортной жизни. Он посмотрел на строительный бум в Испании и решил, что в России хочет жить так же. К тому же собственный дом дает возможность разместить книги, которых у нас немерено... И еще многое другое. И построить свой образ жизни.

Беседовал Дмитрий Синочкин

если понравилась статья - поделитесь:

ноябрь 2008

Новости компаний