Фольклорный зачин

Подходит тут ко мне в Публичке клиент (читатель). Хорошо, зачин не столько фольклорный, сколько сказовый. Вопрос такой: как бы найти что-нибудь о даме сердца Потемкина: Назии. Вероятно, турчанка. Или персиянка. Имя — персидское. Означает: «нежная, ласковая, изящная». Почему бы Потемкину из своих юго-восточных походов не привезти прекрасную полонянку. Привез же помещик Бунин из турецкого похода турчанку Салху, благодаря которой русская поэзия получила Василия Андреевича Жуковского?

Вопрос — законный, нечем крыть. Но я все же поинтересовался: а откуда ведомо, что у Потемкина была еще и персиянка или турчанка. Клиент отвечает: «Ну, как же, в письме Потемкин сообщает: “еду a Nasia”, что для любого, даже не знающего французский, означает: еду к Назии. Вот и комментатор писем Потемкина отмечает в примечаниях: Назия — неизвестная возлюбленная Потемкина. Интересно же, а вдруг и от нее какой-нибудь неведомый нам Жуковский получился…»

Я призадумался: около-потемкинская библиография — обширна. Копать — не перекопать. Все же уточнил: «А к кому письмо-то?» — «К Екатерине Второй». Я почесал в потылице. «Что-то сомнительно, чтобы муж сообщал жене: не волнуйся, дорогая, я — к любовнице…» — «У, — говорит клиент. — Вы, видно, русских провластных либертенов не знаете. Только так друг другу предлагали любовников и любовниц. Свободные люди. Без предрассудков».

Я усмехнулся, потому что вспомнил один из самых моих любимых фильмов, «После прочтения — сжечь»: «Они там все спят друг с другом…» — «Избавь меня от этой грязи». Все же рискнул уточнить еще раз: «Политес есть политес. Как-то, по-моему, не комильфо сообщать жене про Назию». Тут-то и появилась моя коллега, отвечающая за худлит (беллетр), живопись и прочие изящные искусства. Включилась сходу. «А почему, —  спрашивает, — Потемкину не комильфо сообщать Екатерине про Назию?»

Мы переглянулись. Клиент спросил у моей коллеги: «А… как Вы догадались, что речь идет о Потемкине и Екатерине?» Что-то из рассказов про Шерлока Холмса: «Элементарно, Ватсон». — «Назия». — «Ага. То есть Вы знаете, кто такая была эта Назия». — «Не кто, а что… И почему была, она и сейчас есть. Деревня Назия на берегу речки Назии и Ладожского канала. Там был знаменитый стекольный завод. Екатерина подарила его Потемкину». — «Понятно, — сказал я, — “а Nasia” — не “к Назии”, а “в Назию”… Непонятно только, чем так уж знаменит этот стеклянный завод, если комментатор писем Потемкина о нем ничего не знает». — «Значит, плохой комментатор», — бестрепетно отвечала моя коллега.

«Было, были, был, был…»

Есть такая футуристическая (почти «дыр-бул-щил») финальная строчка у замечательного русского поэта Евгения Рейна. Она мне вспомнилась, когда я, заинтересовавшись, узнал про… да-да, знаменитый в середине XVIII века назийский стекольный завод. Есть такая деревня в Синявинских болотах, недалеко от Ладожского озера. Название финское. Означает «волчье лыко», то есть волчеягодник обыкновенный. Существует деревня с 1500 года. По крайней мере один ее тогдашний житель известен по Новгородской переписной окладной книге: Феофилко Сидоров. Может, он был единственным жителем деревни? Тогда уж скорее хутора.

Потом было шведское укрепление. Взято Апраксиным в мае 1702 года. Потом был Апраксин городок, русское теперь укрепление. Потом — лесопильный завод. Петр здесь начал инспекцию строительства Ладожского канала. Руководил тогда строительством «недостойный сын» Петра Алексей. (Главное его «недостоинство» состояло в том, что он имел неосторожность родиться от нелюбимой первой жены царя, сосланной в монастырь; остальные «недостоинства» — беседы с друзьями про то, что геополитические амбиции царя тяжелым бременем ложатся на страну, и дружба с Волынским, разоблачившим коррупционные схемы Меньшикова в хлебной торговле, — прилагались).

А в середине XVIII века здесь был знаменитый стекольный завод. С дворцом для администрации. В августе 1765 года Екатерину II в этом дворце принимал директор стекольного завода, сенатор, князь Петр Никитич Трубецкой. Церковь была при заводе. На колокольне — колокол с непонятными печатями и надписью: «1748. Tho Lester MADE LISALL». Завод был казенный. До октября 1777 года был, когда Потемкин попросил Екатерину передать ему назийский стекольный завод в «вечное и потомственное пользование», что и было исполнено.

То есть Потемкин поехал не к нежной, красивой, изящной персиянке (или турчанке) Назии, а на берега финской речки, поросшие кустами волчьей ягоды, где высились теперь его дворец и корпуса его завода, в которых выдувались люстры, лампады в виде лилий, дверные украшения, «представляющие солнце с хрустальными лучами по зеркалу», кубки и прочая посуда для дворца Екатерины в Царском Селе — за деньги из казны, само собой.

А потом весь завод был переведен Потемкиным в Озерки. Поближе к Петербургу. И его не стало. Вообще не стало. Каким-то чудом образованная библиографиня знает, что был такой завод в середине XVIII века, а биограф Потемкина не знает. Плохой биограф? Ну, как сказать… Вполне академическое издание 1900 года: «Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Под ред. В. П. Семенова-Тянь-Шанского, под общим руководством П. П. Семенова-Тянь-Шанского и акад. В. И. Ламанского. Т. III. Озерная область». Что там сказано про Назию? «Верстах в 10 от Шлиссельбурга по Ладожскому каналу (каналу имп. Александра II) лежит село Назья, при р. Назье, с населением более 800 человек, близ которого находятся прекрасные ломки силурийского известняка». И все. И ничегошеньки про стеклодувное производство, которое здесь было; про стеклодувов, которые здесь были, про завод, который здесь был…

На Биг-Ривер

У Хемингуэя есть чудесный рассказ про рыбную ловлю на реке Биг-Ривер. Просто описано, как главный герой плывет по Биг-Ривер, а потом ловит форель. Однако не оторваться от чтения — по крайней мере, мне. Там есть такой эпизод: герой видит на берегу брошенный пустой поселок. Когда-то здесь жили люди, потом работы не стало, они снялись с места и ушли, а дома остались. Читая, я подумал: если бы этот рассказ писал русский писатель, то он бы развел лирико-ностальгическую мерлихлюндию на страницу: вот тут бегали дети, здесь шли в лавку, здесь сидели старики на лавочках, и тэдэ, и тэпэ… А у Хема — ничего подобного. Проплыл мимо пустого поселка и дальше поплыл. Форель ловить.

Отчего так? Отчего у нас что-то очень болезненное вспыхивает при виде места, где был знаменитый стекольный завод, от которого ничего не осталось, кроме осколков стекла, — в окрестностях Назии полно этих осколков? Может, от того, что из поселка на Биг-Ривер люди сами ушли в поисках работы (скорее всего, работу они нашли), а из деревни Назии — по приказу начальства? А здесь-то не так… Скомандовали, все собрались — и в путь-дорожку. Вперед. Ведь и в саму Назию стеклодувов завезли — по приказу, по госзаказу. Это как-то дергает. Почему-то не по себе становится. Почти так же не по себе, как от подарка любящей жены любимому мужу: держи казенный завод в вечное и потомственное пользование. Владей и богатей.      

А может, еще от того, что завод-то был и впрямь знаменит? Царские дворцы обслуживал. Исчез. Представьте себе: венецианский остров Мурано — остров стеклодувов. С 1291 года, не с середины XVIII века. Вот как он может исчезнуть? А потом быть забытым? Почти забытым. Во всяком случае, малоизвестным. Может, и от этого нас дергает. Гений места — амнезия. Кто-то был, что-то было — и вот ничего, кроме осколков стекла, которое превыше минералов.

Фото сайтов https://pbs.twimg.com/media/Ezp4ABUX0AIXeUB.jpg,

https://img-fotki.yandex.ru/

Василий Нестеренко, «Генерал-фельдмаршал, светлейший князь Г. А. Потемкин-Таврический». Московская государственная картинная галерея Василия Нестеренко.

https://nesterenko.arts.mos.ru/