«Систерйоки» по-фински — Черносмородиновая речка.

У каждого города и городка есть своя доминанта. В Сестрорецке это гигантское озеро в центре. Оно вровень с землей. Оно вторгается в город. Самое прекрасное в городах — когда в них вдруг проступают деревня, лес, вода. Скалы в центре Хельсинки, деревянные домики на Петроградской стороне, озеро в Сестрорецке.

Город Петра не в меньшей степени, чем Петербург. Здесь архитектор Звиттен построил для него дворец. Не шикарный для показа иностранцам, как в Петергофе, а голландский особнячок с тесными комнатками. Петр не любил открытого пространства. В детстве он видел площадь, заполненную вооруженными убийцами, которые были страшнее ревущего моря. И парк был в Систербеке не такой, как в Петергофе, — не фонтаны и аллеи с шутихами для презентаций, а дубовая роща для кораблей.

Здесь было его место. Место царя, пристегнувшего огромную страну к армии и флоту. Здесь он построил третий в России после Тулы и Екатеринбурга оружейный завод. Петра тянуло прочь от России. Ближе к врагам-шведам. С ними понятнее. Он верно чувствовал свою внеположность той стране, которая и по сию пору катится по проложенным им рельсам. Он тянулся прочь от нее и тянул ее за собой, как бы она ни упиралась.

После его смерти сестрорецкий дворец был разрушен. А завод остался — очередным парадоксом российской истории. Оружейный завод на самой границе с недавно побежденным и надеющимся на реванш государством.

До 1809 года здесь была граница со Швецией. С 1918-го по 1940-й — с только что получившей независимость Финляндией.

Завод сейчас закрыт. На его территории будут строить технопарк, жилые корпуса. Стоило бы оставить местечко для музея. Поскольку история-то славная. Славная и мрачная, как все в России. Завод был государственным. Значит, до отмены крепостного права здесь работали крепостные. Государственные крепостные. Пожизненные промышленные солдаты империи. На работу шли под барабанный бой. Строились в колонны — и марш на завод. Наказания, как в армии. Порка, шпицрутены.

Это забывается в наше реставрационное время. После революций все тянутся в золотой век прошлого. Совершенно естественным образом забывая, что золотого века никогда и нигде не было. Хотя, разумеется, на то и история, чтобы потомки интересовались и гордились, а не только печалились. Например, история Сестрорецкого оружейного завода во Вторую мировую войну. Он работал по сути дела на линии фронта. С той стороны были финны. Они дошли до прежней границы и остановились. Ни один финский самолет не поднимался в воздух, чтобы бомбить Ленинград. Все ж таки второй родной город маршала Маннергейма. Но фронт оставался фронтом, и ближний тыл обстреливали с финской деловитой методичностью. А завод работал.

«В истории я ценю пачку анекдотов», — говорил Пушкин. То есть одно из двух: или история — необычная, остроумная историософская концепция, или пачка анекдотов. На сестрорецком кладбище похоронен самый знаменитый директор Сестрорецкого оружейного завода Сергей Иванович Мосин, создатель трехлинейной винтовки, которая была на вооружении русской армии с конца XIX века до 1944 г. Единственное в мире оружие, не получившее имени своего изобретателя.

Смит и Вессон, Браунинг, прославленный Кольт (на могиле изобретателя черно-юморная надпись: «Господь Бог создал людей разными, мистер Кольт сделал их равными»), не менее прославленный Калашников… А винтовка Мосина — трехлинейка. Не знаю, почему так произошло. Может, из-за неблагозвучия фамилии, превращенной в название? Мосинка? Моська, тявкающая смертью, — не звучит. А может, из-за секретности, к которой был склонен Александр III, в царствование которого Мосин изобрел винтовку? А ну как выкрадут конструктора? Пусть лучше будет «трехлинейка».

Но главная история с трехлинейкой — другая. Это винтовка любви. У Мосина был долгий и мучительный роман с замужней женщиной. Дуэли, рапорты по начальству оскорбленного мужа (аморалка, знаете ли, в России всегда аморалка), домашние аресты. В конце концов муж предложил Мосину и жене сделку. В России до революции 1917 года развестись было очень непросто. Муж предложил: вы мне деньги (50 000 рублей), я добиваюсь развода. Мосин изобрел винтовку, получил 50 000 и выкупил даму из брачной неволи.

Сестрорецк — плоский город, как озеро, вплывающее в него, а кладбище — холмистое. Могила Мосина — на холме. Неподалеку от нее — могила самого смешного и самого печального писателя России, Михаила Зощенко. Лучше всего написал о нем другой великий юморист, польский еврей, барон Австро-Венгерской империи, ставший коммунистом, подпольщиком, партизаном, поэтом и создателем афоризмов, Станислав Ежи Детуш Лец: «Я был внимательным читателем всех томов твоего молчания».

А между Мосиным и Зощенко — поэт Геннадий Григорьев. В начале перестройки кто только не смеялся над его «Сараем»: «Ах, какие были славные разборки! Во дворе//Под бабий визг и песий лай,//Будоража наши сонные задворки,//Дядя Миша перестраивал сарай… Сверху вниз летели рамы, шпингалеты,//Как бы дядя Миша сам не рухнул вниз,//Снизу вверх летели разные советы,//Словом — цвел махровым цветом плюрализм…» А он, как всякий настоящий юморист, умел писать и патетические, и печальные стихи. «Погашу свои сухие глаза//И пойму, как безнадежно я жив.//И как пошло умирать за…,//Даже если состоишь в… //И пока в руке не дрогнет перо, и пока не дрогнет сердце во мне,//Буду петь и писать про…,//Чтоб остаться навсегда вне…»

Довольно о печальном. Курорт все же. И не только курорт. Здесь единственный в окрестностях Питера нудистский, или натуристский, пляж. На нем стоило бы поставить памятник первому нудисту России, сыну передвижника Григория Мясоедова Ивану, художнику, цирковому борцу, фальшивомонетчику… В 1911 году он опубликовал «Манифест о наготе» с собственными фотографиями. Натуристский пляж в Сестрорецке существует с 1960-х годов. Нудистов вылавливали милиция и дружинники. Нудисты прятались по прибрежным кустам, ждали, пока пройдет патруль, и вы-скакивали греться на солнышке, купаться в мелком Финском заливе до следующего обхода.

У ребят, правда, было идеологическое прикрытие. В социалистической ГДР (Германской Демократической…) нудизм был официально разрешен, и даже журнал выходил соответствующий под названием «FKK» («Freikorperkultur» — «Культура свободного тела»). Но что немцу здорово, то русскому если не смерть, то по шапке. Отечественных нудистов тащили в кутузку за нарушение общественного порядка. В 1992 году им разрешили законно располагаться на давно облюбованном пляже. Знакомый тележурналист рассказывал, как он тогда снимал репортаж о сестрорецкой культуре свободного тела. Оператор спрятался в кустах и оттуда начал съемку.

«Ты чего?» — удивился тележурналист. «Да ну, — отозвался из кустов оператор, — неудобно как-то, неловко. Они все голые, а я их снимаю…»

И раз уж мы о тех, кто снимает одежды и не стесняется наготы, то как не вспомнить еще одну историю, связанную с Сестрорецком, которую закутали так, что она стала на себя не похожа. Под Сестрорецком, в Разливе, после неудавшегося переворота в июне 1917-го прятались два руководителя левоэкстремистской партии большевиков — Николай Ленин (Владимир Ульянов) и Григорий Зиновьев. Потом Зиновьева аккуратно затушевали. Потом из этого сидения в шалаше сделали героическую эпопею. А в 1919 году Давид Рязанов, основатель Института Маркса и Энгельса, на восьмом съезде партии резко бросал в президиум обидные для сидящих в нем слова: «Я не из тех, кто прятался в июньские дни!» В зале были те, кому нельзя было ничего впарить про зверства единственного демократического правительства в России, Временного правительства.

В Разливе Ленин писал одну из самых интересных и зловещих своих работ — «Государство и революция». Интересна и зловеща она последней, неоконченной главой. Собственно, это даже и не глава, а заглавие: «Революционное государство», дальше идет разъяснение, дескать, извините, дорогие читатели, не дописал, поскольку двинулся делать революцию, а каждый из вас согласится, что делать революцию куда интереснее, чем писать про нее. Получается, что семьдесят с лишним лет страна жила в недописанной главе книжки левого экстремиста, сочинявшего ее неподалеку от городка с воинственным шведским и нежным русским именами: Систербек, Сестрорецк.