За рулем сидел сослуживец жены. По образованию — географ, по прежней профессии — милиционер. «Забавно, — заметил он, — сколько я ни ездил по этой дороге, речка называлась Елена. А в начале нулевых — ррраз, и поменяли название. Стала Ладожка. Почему, отчего? Бог весть...» — «А куда она течет?» — «В Ладожское озеро. Впадает в озеро как раз у крепости...»

Легенда имени

«У Тани спросим, — сказала жена, — она все или почти все про Старую Ладогу знает».

Бывший милиционер усмехнулся: «Я больше того скажу. У меня знакомые, сибиряки, живут на берегу Лены. Так вот они мне рассказывали, откуда это название. Первые русские поселенцы на этой реке (так мои знакомые говорят) были с бережков речки Елены, поэтому огромную сибирскую реку они назвали… Леной. Младшая сестра получилась». — «Или дочка», — подсказала моя жена.

Географ кивнул: «Да. Легенда, конечно, но...» — «Но, — подхватил я, — до чего красивая! Могучая, мощная река, однако она — Лена, она — девочка по сравнению с маленькой лесной речушкой, которая пусть и маленькая, но носит императорское имя, гордое имя: Елена. А если учесть версию происхождения псевдонима великого революционера Ульянова — Ленин, то и вовсе будет интересно...»

Бывший милиционер заинтересовался: «А разве это версия?» — «Думаю, да, — отвечал я. — Конечно, Волгин у Чернышевского, и жил на Лене, в селе Шушенском, но… у социал-демократов была привычка псевдонимить себя именами любимых женщин: Галин, допустим...» — «Тогда Надин, а не Ленин», — заметил географ. Я вздохнул: «Мы очень плохо знаем биографию Ленина. Однако, если в 10-х годах ХХ века у него был страстный роман с Инессой Арманд, то почему бы не предположить, что в начальный (надин) период у него не было страстного романа с какой-нибудь… Леной?»

Камерунские козы и ладожские нерпы

У небольшого скверика нервно прохаживалась знакомая жены. Водитель остановил машину. Пошли по небольшому зеленому переулочку к дому художницы. На участке насупротив бродили… камерунские козы. Я их узнал. Такие же есть в небольшом зверинце на Елагином острове, ЦПКиО. Изящные, с раскосыми глазами, с удивительной расцветкой. «Так это же… камерунские козы!» — выдохнул я с удивлением. «Да, — равнодушно сказала художница, — камерунские. По яблоням лазают. Ловкие. Соседка на продажу выращивает».

Подошли к дому. Ворота, дом и гараж были раскрашены цветами, фантастическими животными, под застрехой гаража был изображен ковчег, в нем сидели звери, всякой твари по паре. Царевна и добрый молодец печально удили рыбу. Красные поплавки торчали из нарисованной воды. У царевны было лицо художницы, у добра молодца — лицо ее умершего мужа.

«У вас машина есть?» — заинтересовался я. «Была, — отвечала художница, — вместе с гаражом сгорела одной зимней ночью. Хорошо зима была снежная. Через сугробы огонь до дома не добрался. Мог бы... Хотя пожарные довольно быстро приехали, пока шланг до Ладожки тянули, пока то да се... все выгорело». — «Так это гараж?» — «Боря построил. Он все умел. А я расписала. Пойдемте в дом».

Жена дернула меня за рукав, но мне было интересно. «А вы… удите?» — «С Борей ловила рыбу. На лодке. Теперь нет. Не ужу». — «А какая рыба здесь есть?» Художница махнула рукой: «Да всякая. Щука, окунь, подлещик. Тут даже нерпы есть. Ладожские нерпы. Очень смешные, — художница оживилась, — усатые морды, очень похожие на человечьи. — Она засмеялась. — Мы однажды с Борей и его приятелем поехали на лодке кататься. Приятель такой здоровенный усач. Плывем себе, плывем. БУМ! Лодка вздрогнула. Мы посмотрели в воду, что там бумкнуло. Вода прозрачная. И мы видим, что из воды на нас смотрит такое же усатое лицо, как и у нашего приятеля. И с тем же недоумением. Ну, словно бы наш приятель в зеркало, а не в воду посмотрел».

Дракон

Потом пошли в Ладожскую крепость, мельком глянули на странноватый бюст академика Кирпичникова на более чем странном постаменте: три плоские вертикально поставленные плиты, с аккуратными желобами по краям. Нечто такое строительное или железнодорожное. Что это должно означать, даже я у художницы спросить не осмелился. Небольшая белая церковь святого Георгия XI века была закрыта. Открыта была деревянная церковь XVII века. Вдоль стен были размещены фрагменты древних фресок, раскопанные и восстановленные.

Художница принялась рассказывать. Немногочисленные посетители задерживались послушать. Мне особенно понравился фрагмент фрески с чудом святого Георгия. Георгий — на коне, Елисава ведет на веревочке укрощенного, покорного дракона, а со стен крепости смотрят очень недовольные, суровые, огромные лица властителей города. Ну, правильно: был порядок, издревле заведенный. Жестокий, конечно, но… порядок. Раз в год по девственнице — дракоше. Приехал этот… Ланцелот Георгий и порядок порушил. Неприятно.

Я обратил внимание художницы на суровые лица владык города. Совсем даже не радостные. «Да, да, — кивнула художница, — это интересно. Западная иконография изображает главным образом бой Георгия с драконом, хотя никакого боя фактически не было, а раннесредневековая западная и древнерусская в основном была сосредоточена на усмиренном драконе. Там же как было дело: Георгий усмирил дракона Словом Божиим. Елисава сняла пояс, и повязала пояс на драконью шею, и повела в город дракона, как собачку на поводке. Поэтому лица такие смурные. Мало того, что воин-христианин в город на коне едет, еще и дракона ведут… на поводке. Что-то будет... Что-то и было. Потому что Георгий стал увещевать жителей города принять христианство. Жители не послушались. Тогда Георгий снял Божье заклятие с дракона. Дракон озверел, зарычал...»

«Ага, — догадался я, — и жители города, расталкивая друг друга локтями, побежали креститься?» — «Да, — согласилась художница, — как-то так все и было. А поскольку дракон, освобожденный от Божьего Слова, озверел совсем, то Георгию пришлось его убить». — «А мученичество Георгия было уже после всего этого?» — «Да», — кивнула художница. «Какая дивная поучительная история», — сказал я.

Варяжская улица

«Вот, — сказала художница, — мы стоим на самой древней улице России. Она так и называется — Варяжская. Старая Ладога — самый древний город России, а это его первая улица». Мы стояли на обыкновенной сельской улице. «Ну, — заметил я, — Киев подревнее будет». — «Да, — отвечала художница, — но...» Бывший милиционер засмеялся: «В смысле — “тпру”...» Моя жена вздохнула и строго на меня поглядела.

«Вон там, — указала художница, — речка Ладожка». — «О, — я оживился, — это-то мы у Вас и хотели спросить: почему она стала Ладожкой? Ведь она была Еленой...» — «Она никогда не была Еленой, — недовольно сказала художница, — это топонимическая ошибка картографов 70-х годов ХХ века. Тут такая история. В Ладожском монастыре жила первая жена Петра, Евдокия Лопухина». — «Стоп, — Я даже остановился. — Ей дали монашеское имя Елена?» — «Да, — кивнула художница, — а что вас так удивило?» — «Не то чтобы удивило, — я почесал в затылке, — а порадовало, что ли? В самом деле, какое еще имя дать опальной царице, заключенной в монастырь, как не императорское имя первой христианки во власти, жены Константина Елены?»

«Ну, — пожала плечами художница, — опала и заключение Евдокии были весьма относительны. У нее были богатые покои в монастыре, слуги, карета...» — «Ну, знаете, — выдохнул я, — заточить в монастырь верную жену только потому, что тебе больше понравилась любовница твоего любовника, и лишить ее вообще всего — это даже для Петра чересчур...» Художница поморщилась: «Зачем Вы повторяете русофобскую клевету на Петра и Меншикова?» Я хмыкнул: «Мужик мужика в письмах называет по-голландски “Мин херц” — “Мое сердце” — да, да: нежная, верная мужская дружба...» Художница набрала воздуха побольше, чтобы дать отпор. «Елисеев...» — тихо предупредила жена.

«Спокойно, — сказал бывший милиционер, — не более чем версия. Вы же свечку не держали?» — «Не держал, — охотно признал я, — и, честно говоря, не горел бы желанием свечку держать. Хорошо. Сильно зацепила мужскую струнку настоящего мачо любовница его друга, редкая, надо признать, — я почувствовал взгляд жены, — …куртизанка. Уж с этим-то вы спорить не будете?» Художница выдохнула: «С этим не буду...» — «Кстати, здесь есть некая странная справедливость: заточить в монастырь верную жену, чтобы жениться на той, которая будет тебя обманывать...»

«У Евдокии — Елены был любовник», — быстро сказала художница. «Вы имеете в виду начальника ее охраны, Глебова?» — «Да». — «Извините, — я покачал головой, — документы следствия, петровского следствия по делу царевича Алексея и привлеченному к нему делу Евдокии — Елены вместе с Глебовым это опровергают. Как ни пытали Глебова, он не признал, что у него была любовная связь с царицей-монахиней. Он спас… любимую женщину. Измена и Царю, и Богу — это было бы концом Евдокии. Перед лицом такого факта, такого рыцарства говорить, что Глебов был любовником опальной царицы, даже если он им и был, — нехорошо. Согласны?» Художница кивнула: «С этим согласна...»

«Хорошо, — я тоже выдохнул, — так что там с речкой?» Художница пожала плечами: «Елена, или Евдокия, часто гуляла по берегу Ладожки. Место ее прогулок стали называть берегом Елены. Примыкание. Раз берег Елены, то и речка — Елена. Когда в 70-х годах создавали новую карту Ленинградской области, то вот тут совершили ошибку. Местное население опрашивали. Бабушек. А что бабушки ответят? «Как речка называлась?» — «Елена. Испокон веков так называлась». Вот и назвали Еленой. В начале нулевых ошибку исправили. Вернули историческое название Ладожка...» — «Историческое, — повторил я, — А что есть история? Знаете, я иногда думаю, что история — не то, что мы знаем о прошлом, а то, что мы хотим о прошлом знать. Но ведь и то, чего мы не хотим знать о прошлом, — было. И чем сильнее мы не хотим о нем знать, тем прочнее оно было. И есть».

Про дом и картины Татьяны Козьминой см. также здесь: http://www.vprigorode.ru/magazine/05_2017/uroki_staroy_ladogi/