– Да, кафе пока нет. Это мечта — чтобы можно было посидеть за чашкой кофе, полистать журналы. Здесь у нас много всего, есть еще издательство. О дизайне мало пишут: практически нет профессиональных журналов, информационного пространства, мало русских книг о современном дизайне… Думаю, что и русского дизайна пока еще нет.

– Может, нужен ликбез?

– Читаете мысли. Это было рабочее название журнала. Думали-думали, потом отказались — наверное, пока в пользу электронной версии.

– Вы в своей галерее регулярно сталкиваетесь с весьма состоятельными людьми. Формируется ли у нас что-то похожее на тот образ загородной жизни, который сложился в Европе?

– Наш загородный образ жизни отличается от европейского. Там это дом для постоянного проживания. Второй дом — это довольно редко, для узкого круга. Если семья живет в Милане — дом может быть на Лигурийском побережье, в Тоскане, на Сицилии, но не в пригороде Милана. У немецкой семьи может быть домик в Греции. Но почти никогда — рядом с местом, где живут.

Привычный для нас вариант — квартира в центре Петербурга и домик в Репино — очень необычен для Европы.

У нас есть (среди клиентов) знакомая семья, родители и двое взрослых детей с семьями, которые живут за городом постоянно, все три дома делали у нас — мы участвовали в дизайне. В «Горках СПб» вилла «Оливия» — это тоже наш проект.

Мне трудно судить, я категорически не загородный житель. Хотя есть участок в Лисьем Носу, но все никак за него не взяться. Может быть, в силу того, что я родилась в Одессе и попала в Петербург уже взрослой. Для меня загородная жизнь — это хорошая погода, походы на море. И чтобы доехать на трамвае.

– То есть к трем часам по Приозерской трассе вы не готовы.

– Нет. Абсолютно! Потом — это все-таки синдром другой погоды. Климат — не самая сильная сторона Петербурга. Когда я попала сюда после первого курса, мне стало ясно: я должна жить здесь. Так, к счастью, и сложилось. Наверное, магия, которую многие пытались описать, заключена в архитектуре, в контрасте, в напряжении.

Архитектура и природа здесь совершенно несовместимы. Самый северный из больших городов — и совершенно итальянская, французская архитектура. В Стокгольме, в Хельсинки больше гармонии между природой и архитектурой и нет такого напряжения.

Поэтому — да, могу съездить, но только при хорошей погоде, на несколько дней и на все готовое.

– Что вы хотели воплотить в «Оливии»?

– Мы хотели сделать дом, который подходил бы многим. Чтобы предложить новый продукт на рынке — вместо коробки проблем, бетонной или деревянной. Человек ее покупает и думает, кто ему сделает дизайн- проект, кто отделку.

И это даже было успешно: будущему владельцу вилла настолько понравилась, что он сказал: «Вот картина, которую я покупаю». Но это редкость, когда так попадаешь. В прет-а-порте должен быть остов, скелет. Оболочка, которая даст простор для творчества.

Многие, наверное, хотели бы приобрести готовые решения. Не массовые, из ограниченной серии. Дом прет-а-порте. Это направление очень интересно.

– Готовые дома с сильным авторским началом трудно продать.

– Ничего удивительного: они на самого автора и рассчитаны. Дом должен быть сильным, но при этом подходить многим. Когда вы покупаете вещи от известных модельеров, это ведь не сделано специально для вас. Это готовый дизайн, дорогая и престижная вещь. С интерьером — похожая ситуация.

Дом, как и одежда, помогает создать наш образ. И вот примерно так же человек приходит выбирать вещи для интерьера — со своим дизайнером. Или советуется со мной… Так тоже бывает. Жаль, что редко, потому что мне очень нравится сам процесс продажи, это лучшая из всех профессий, которые я испробовала. Это как выступать на сцене.

Если человек пришел именно к нам — значит, он уже сделал какой-то выбор.

– А есть различия в психологии покупателя, зависящие от того, живет он в съемной квартире или владеет собственным домом?

– Интересный вопрос. Наверно, надо понять, чем отличается квартира от дома. Квартира ограничена стенами — дом выходит за их пределы. Это понятие более индивидуальное.

– Не всякая квартира — дом?

– Да. Но и не всякий дом — дом. Отличия в построении образа, наверное, есть, какие — сходу не скажу, надо подумать. Но в любом случае дизайн — это инструмент, с помощью которого вы можете сформировать свое личное пространство.

Бывает, что человек построил нормальную дизайнерскую квартиру…

– Нормальная и дизайнерская — это для вас одно и то же?

– Для меня ненормальная — с избытком стилизаций. С обилием классической мебели. Такое жилье для меня выглядит странным. Сигнализирует о каких-то комплексах, о недореализованных желаниях.
Но и дом, обставленный с иголочки по каталогу, — тоже что-то искусственное.

Интерьер отражает время и владельца. К сожалению, у нас мало что осталось от предыдущих поколений. Старые вещи при точном использовании и создают дом. Галерея, где мы сейчас находимся, — это фактически мое жилое пространство. Я в нем живу. Квартира появилась относительно недавно…

– Есть модные термины: минимализм, хай-тек, ориентальное направление, скандинавский стиль… Каким словом вы определяете то, что близко персонально вам?

– Я предпочитаю микст. Может быть, я не чувствую этих стилевых направлений или специального образования не хватает. Процветало рококо, был бидермайер. Но что сегодня назвать стилем? В дизайне все влияния, все направления используются очень широко. Микст — то, что делает интерьер не теоретическим, а живым.

– Лапти повесить…

– Это этника. Когда-нибудь мы научимся и это использовать. Дело не в том, какие предметы, а в том, как правильно их смешать. У меня была знакомая шведка, у нее в доме были современные скандинавские вещи. И в то же время она очень увлекалась русской стариной. Это было гармонично. Но такие дома редки.

Мы, например, очень аккуратно начинаем вводить старые предметы — восточные, африканские. Сейчас меня увлекает тема начала ХХ века, Баухауз.

– Когда мы говорим о смешении разнородных деталей — кто определяет, правильно они смешаны или нет?

– Это определяет результат.

– И кто вправе судить о результате? Кто определяет границы вкуса — особенно в отсутствие авторитетной критики и общепринятых критериев?

– «А судьи кто?» Все опирается на личные предпочтения. И от коллег в Москве я часто слышу, что это неправильно. Но если ориентироваться на публику — трудно убедить ее в привлекательности того, что тебе самому не нравится.

В 1999 году Герд Бултхауп, владелец компании, приехал посмотреть, что же здесь творится. Менеджеры жаловались, что мы все делаем неправильно. При этом у нас были лучшие продажи. Он приехал, походил два часа. Потом сказал: «Тут все неправильно. Но ты продолжай». А вечером мы встретились с архитекторами. И его спросили: кто заказчик bulthaup в Европе? Он ответил: те, у кого здесь, здесь и здесь. Прикоснувшись к голове, к глазам и к карману. Деньги нужны, но этого недостаточно. Нужно еще думать и видеть.

У нас этого долгое время не было. История и классика дизайна известны нам еще меньше, чем современный дизайн. Мы делали первые выставки, открывали имя за именем вместе с публикой. Когда я узнала о датском дизайне, просто не могла молчать.

Это культура быта, культура материаль­ного, которая совершенно отсутствовала здесь и сейчас постепенно приходит к нам. А в Скандинавии они с этим выросли. Для них посуда-«цилиндр» или стул-«семерка» от Арне Якобсена — это просто вещи.

– Я пробовал добыть сок с помощью соковыжималки от Филиппа Старка. Жутко неудобно…

– Так ведь и компания, которая их выпускает, честно пишет, что это скорее знаковый объект, чем соковыжималка. Это символ. Он эстетически очень интересен. Хотя и сок выжать можно.
Кухонная утварь бесконечна. У нас может быть представлено 15–20 разных терок. Или уйма всяких ножей для сыра. Может быть, из них пять удобных, пять красивых, остальные удобно хранить.
Дизайн — это символ свободы, синоним выбора. Можно есть из одинаковых тарелок. Но тогда мы придем туда же, откуда недавно ушли: оловянные миски, алюминиевые вилки. Конечно, есть опасность впасть в другую крайность, когда дизайн избыточен и существует сам для себя, а не как функция вещи. Но уж лучше избыточность, чем единообразие.

– А где культура быта переходит в культ? Надо ли ее заимствовать? Может, это наша особенность — приспосабливаться к любой  власти и к любой погоде, не сильно меняя жизнь? Зачем нужна плазменная панель, если по ней все равно идет «Дом-2»?

– Мне трудно судить. Я совсем не смотрю телевизор. Мне это не нужно, я читаю книги, если есть время. И у меня нет компьютера. Я много работала с компьютерами до перестройки, наверное, организм устал. Это не столько принципиальная позиция, сколько моя свобода выбора.
Но если говорить о значении материальной культуры и дизайна в частности, то первая ассоциация, которая у меня возникает — это строчка из «Короля Лира»: «…Жалкий нищий / Сверх нужного имеет что-нибудь».

Беседовал Дмитрий Синочкин

к сведению

Лина ПЕРЛОВА
С детства занималась музыкой, училась в музыкальном училище при Консерватории. Позже окончила матмех. Разрабатывала математические модели и системы программирования. В 1994-м стала коммерческим директором в фирме, которая занималась ванными комнатами и кухнями. В 1995-м открыла первую в России студию архитектуры кухни – bulthaup.

к сведению

Галерея дизайна/bulthaup основана в 1995 году. Сегодня под ее крышей собраны 14 шоу-румов европейских производителей мебели и аксессуаров (bulthaup, Grange, Ligne Roset и др.), представляющих современный интерьерный дизайн, и собственное многоуровневое выставочное пространство. Галерея расположена на Большой Конюшенной, 2.