– Как вы относитесь к формирующимся петербургским пригородам, к предместьям?

– Недавно мне пришлось посмотреть несколько поселков на Приморском направлении, вокруг Репино. Впечатление, скорее, негативное.

– С какой целью вы поехали туда?

– Мои приятели, у которых в тех краях есть дом, захотели поменять жилье. Они строили давно — получился деревянный дом на таком бетонном подклете. В итоге оказалось, что всю сантехнику они спрятали внизу, а сами живут наверху. И даже в евротуалет спускаться надо в подвал, а это неудобно. Они пробовали расширить дом, пробовали построить туалеты на этажах и поняли, что это невыгодно. Задумали купить новый дом и попросили меня отправиться с ними. Мы ездили в район Репино — Ленинского. Там строят весьма известные компании.

– Что же вам не понравилось в тех проектах, которые вы посмотрели?

– Я не говорю о том, что мне не понравились сами проекты. У меня была задача: ответить людям, которым за 50, на вопрос, есть ли им резон менять жилье на то, которое предлагают в поселках. Сегодня у них благоустроенный участок, а здесь строят одинаковые коттеджи в ряд, потом это все засыплют землей, растительным слоем; потом поставят одинаковые заборы, проложат дороги; затем придут владельцы, и каждый начнет собственное благоустройство… И в этих условиях им придется жить лет 7–8. Если бы можно было приобретать готовый продукт: вот тебе дом, вот тебе газон… Мне как-то довелось по заказу одного известного бизнесмена проектировать планировку поселка. Он купил 50 га лесной земли в этом же районе. Мы хотели создать качественную среду: спортивный комплекс, медпункт, детсад. И вот этот человек, вроде бы и просвещенный, и небедный, подсчитал гектары и сказал: «Нет, не могу на это столько денег убить!» И пригласил другого девелопера. Я предлагал свести к минимуму порубки, расчистку, и процент застройки должен был быть довольно низким.

– А вся эта социальная радость в дальнейшем входит в стоимость сотки или квадратного метра? Насколько инфраструктура повышала стоимость?

– Думаю, процентов на 15–20. И застройщик на это не пошел, потому что все они находятся под магией слов «спрос все сметает». Там изначально были участки по 0,5 га. А они в итоге досчитали до того, что наделы должны быть не более 12 соток, и весь лес сбривался подчистую. Но интересно, что было дальше: приехал человек, который строит по соседству, и сказал владельцу: «Ты что, хочешь устроить Гарлем рядом с моими клиентами? Тебе этого никогда не простят». Тогда он согласился с моей позицией. Увеличили размер участков, самый маленький — 38–40 соток. Но проект остановился. То ли владелец потерял интерес, то ли его ввели в заблуждение, пообещав сделать экономически более привлекательную концепцию. Страх потерять деньги очень приводит в чувство.

– Если бы вам предложили делать малоэтажный проект с чистого листа, от чего бы вы отталкивались?

– Прежде всего — особенности места, его ценность, тип потенциального жителя, насколько самодостаточна территория… Надо поговорить с инвестором, его консультантами.

– На какие вопросы вы бы хотели получить ответы?

– Ценовой диапазон, то есть — почем купят. И в эти рамки уже надо будет как-то вписываться. Я бы спросил, хотят ли они продавать участки или участки с домом. Чтобы гарантировать качество среды, правильнее продавать наделы с коттеджами. Для этого нужно найти адекватное архитектурное решение, правильную номенклатуру проектов, чтобы дома были немного разными и покрывали диапазон потенциального спроса.

– Нет ли здесь противоречия? Ведь люди, которые хотят жить собственным домом, нередко склонны к самостоятельным архитектурным решениям.

– Качество среды, к которому они в итоге стремятся, достижимо при игре по правилам. Возвращаясь к началу нашего разговора: в поселках, которые я видел, было 15–18 одинаковых домов, это неправильно. Можно сделать набор домов, можно сделать набор приемов. Моя дочь живет в американском таун-хаузе, практически в центре города. Он достаточно стандартный, но нескучный. Комплекс состоит из почти одинаковых домов, но удивительным образом продуманы детали, которые их разнообразят: два типа эркеров, три типа домов парных и непарных на уровне второго этажа, разное завершение окон. Полное ощущение, что разные дома, хотя целостность цветовая, одинаковая фактура — это гарантирует среду. Ужасно, если вы живете в красивом доме, и вдруг выясняется: сосед почему-то решил, что его дом должен быть в виде яйца и облицован золотой чешуей. Посмотрите, что творится в «выставочном» поселке: дома налезают один на другой, у одного синяя крыша, у другого — розовая…

– Как сказывается на малоэтажной застройке соседство высокоплотного жилого квартала?

– Это совершенно разное качество жизни, разный имущественный слой. К сожалению, наше градостроительное законодательство формируют люди, у которых абсолютно нет рыночного опыта. Все, кто сегодня имеет отношение к процессу регулирования, к созданию предпроектных решений, которые закладываются в генплан, — это люди, сознание и профессионализм которых сформировались в нерыночном времени, и они продолжают думать формами, а не содержанием. Это идет еще от периода профессионального обучения архитектора. Во всяком случае, в институте Репина, где я преподаю (думаю, и в остальных профильных вузах) экономических дисциплин нет. В человеке, которого научили делать здания, преобладает стремление к оригинальности, к тому, что каждый дом — это памятник самому себе, творцу. Только те, кто уже прошел через испытания жесткими требованиями инвесторов, — те же Земцов, Герасимов, Мамошин — осознают, что не форма первична.

– Налепить «высоток» вокруг малоэтажной зоны — это рыночный подход?

– Под словами «рыночный подход» я подразумеваю не прямолинейное «чем больше на отдельном участке налеплено, тем больше рынка». Мы говорим о градостроительном регулировании. В Вашингтоне я встречался с людьми, которые занимаются развитием города. Они рассуждают, отталкиваясь не от квадратных метров, а от бюджета. Скажем, строят метро и хотят вложить бюджетные деньги так, чтобы возбудить интерес частных инвесторов к территории, куда это метро придет. Мы же идем от неких сверхзадач. Мы считаем, что можно все предусмотреть. А потом происходят конфликты из-за того, что прописанные заранее в генплане подробные представления о том, как развивать ту или иную территорию, сталкиваются с практикой…

– Если отпустить бизнес без регулирования, он немедленно снимет сливки и отчалит...

– Никто не говорит, что бизнес нужно сделать бесконтрольным. Но в самом процессе регулирования должно быть заложено понимание того, как могут взаимодействовать разные среды, и что нельзя доводить их до линии, когда с одной стороны будет 12-этажный дом, а с другой — таун-хаузы.

– Но ведь разрешение на 16-этажку в Коломягах вы подписывали?

– Да.

– Это интересы бизнеса давили?

– Такая возможность была заложена в генплане. Я не хотел этого делать, но когда тебе говорят: «Это по закону разрешено…» — деваться некуда. Взывать можно только к закону, а взывать к совести и разуму — практически бесполезно. Знаете, я проработал 14 лет в должности главного архитектора, и если подводить итоги этого периода, нужно говорить не о том, что случилось, а о том, чего не случилось. Могло быть гораздо хуже, ошибок могло быть гораздо больше.

– Вы считаете своей главной заслугой то, что не сделано в период вашего нахождения в должности?

– По крайней мере, это отдельный и немаловажный пункт.

– У вас есть дача?

– У меня дача традиционная — 6 соток недалеко от Лосево, там, где поворот на Варшко. Дом самый простой, деревянный. Это очень старое садоводство. Пару лет у меня была государственная дача, но там случился конфликт с соседями. Дети не поделили место для игр. Мы отказались от этой дачи. Места там замечательные, и дом долго был в том же состоянии, в котором достался нам от прежних хозяев, но несколько лет назад я его перестроил. Сделал пристройку, а в ней большое универсальное пространство для летнего пребывания. Это одновременно гостиная и кухня-столовая: кресла у камина. Удобно и красиво.

В этой же пристройке сделал столярную мастерскую. Накупил много станков и хороших инструментов. Люблю столярничать. Наверное, так я определенным образом компенсирую недостачу конкретных, видимых результатов труда, которая долго меня преследовала в должности. Делаю мебель, обустроил дом, сделал красивую лестницу на второй этаж по немецким, еще дореволюционным книгам. Я многим, кто там строится, рассчитывал лестницы. Создать правильную лестницу — это большое дело для комфортного дома, это нужно понимать и уметь сделать правильно…

К сведению:

Олег ХАРЧЕНКО

Родился в 1948-м, в Горьковской области, в семье военного летчика. Архитектурное образование получил в Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. С 1975-го по 1988-й работал в ЛенНИИпроекте; разработал проекты нескольких больниц, торговых центров, многоквартирных жилых домов, кинотеатра, реконструкций зданий. В 1988-м стал заместителем главного архитектора, в 1991-м был назначен главным архитектором Петербурга. Руководил созданием нового Генерального плана. Разработал проект Западного скоростного диаметра и Кольцевой дороги вокруг города. Руководил созданием проекта Международного финансового и торгового центра на Васильевском острове, Ледового дворца и др. Ушел в отставку в 2004-м.

Кандидат архитектуры, профессор Института имени Репина. Президент архитектурно-консалтинговой компании «Урбис». Советник по архитектуре и градостроительству губернатора города. Член-корреспондент Академии художеств РФ, академик Международной академии архитектуры, член Союза архитекторов РФ.

Беседовал Дмитрий Синочкин