Урок настоящего

Праздник и выходные – это одно и то же или все-таки не совсем?

Май – это череда праздников или долгое безделье? Или, как предположил безвестный автор в Интернете, разделение граждан по интересам: половина сажает картошку, другая – печень?

Наверное, все же такой компот, из ярко-красного с робко-зеленым, замешанный на детских воспоминаниях о демонстрации с шариками.

Ну, допустим. 4 мая 1886-го полиция расстреляла митинг рабочих на площади Хеймаркет в Чикаго. Они выступали за 8-часовой рабочий день. В 1889-м комитет II Интернационала решил по всему миру отмечать День солидарности рабочих. В Европе первые акции прошли 1 мая 1890-го. Так вот и началось.

Я, в общем, чикагским пролетариям сочувствую. И тоже с удовольствием выступил бы за 8-часовой рабочий день, а то у меня все как-то 10-12 получается. Но не уверен, что они меня поддержат.

Первомай плавно перетекает в День Победы. Но с каждым годом в нем все больше пафоса и меньше подлинности. РПЦ на роль «духовной скрепы» никак не тянет, остается черпать уверенность в прошлом? Ну, как усатый отец народов, когда приперло, вспомнил и про князя Невского, и про адмирала Ушакова. Причем нужно не то, которое было, а какое надо. Грохот телевизионных гусениц оглушает. И телеведущие с георгиевскими ленточками. Под фанфары чудом уцелевшему в многочасовых президиумах ветерану вручают ключи от персонального склепа…

В середине 80-х я работал учителем. И повинности по проведению мероприятий («уроков мужества», например), конечно, не избежал. Но у меня всегда был козырь: я мог пригласить своего отца. И он послушно приходил, прицепив ордена. Апофигеем часового фейерверка баек и случаев всегда была такая сцена: он наклонял голову и давал пятиклассникам потрогать дырку в голове. Примерно в пятачок: вместо кости – мягкая кожа. Это его полуторка налетела на мину, а его вышвырнуло на обочину, башкой об камень. Фанфары и митинги могут быть сколько угодно фальшивыми, но дырка была настоящая. Школьники это ценили.

Теперь уже мне – примерно столько же лет, сколько было ему, когда я таскал его в школу.

Что я могу предъявить новому поколению? Дырявую душу?

От отца осталось несколько тетрадок, исписанных мелким округлым почерком. Примерно треть – о войне.

«Присягу я принимал 7 ноября 41-го, наверное, в те же минуты, когда на Красной площади падал сырой снег и шел военный парад, а немцы были почти в Химках. Вскоре был выпуск, командирских ремней мы не получили, зато гимнастерка была габардиновая. И назначение в «Катюши»… Мимо нас по ночам плотными квадратами шли десантники, рослые, молодые. Жаль, что все они на наледях погибли. Мы давали залпы почти подряд, вопреки всем правилам. Два дали с минимальным интервалом с одного места — очень уж туго было десантникам. Этого нахальства немцы нам не простили. Мы попали под сосредоточенный огонь тяжелых батарей. Были разбиты пять из девяти боевых машин. И 50 покойников из 150 по штату…»

Он воевал на Ленинградском фронте.

«А накануне совершенно неожиданно меня позвал на пиво комбат-4 Боря Алексеев. Как они раздобыли или сварили пиво — загадка до сих пор. Днем к нему не проскочить. Финны держат под прицелом весь разделяющий нас участок. Я дождался сумерек, двинулся, меня засекли. Вилка. Я рванул — и в какой-то окопчик, упал прямо на одичавшую кошку. Раздался вопль, кошка сиганула прочь. Стрельбы больше не было. Дошел до пива, а его уже выпили. Понюхал. На обратном пути в меня уже из пушек не стреляли».

Кажется, байками и забавными деталями он уберегался от пафоса. Потому что в нем правды ни на грош, а про воздух, в котором воздуха почти нет, а только кусочки железа, посланные тебя убить, — как про это расскажешь…

Дедушка (с папиной стороны) начинал войну на Волховском фронте. Его танки сожгли, и он командовал бригадой морской пехоты. Сидел на КП под Войбокало с последним патроном в пистолете; немцы перекатывались через его блиндаж… Мой отец встретился со своим (моим дедом) уже в конце 1945-го, в Зонневальде.

Из его поколения — 1923 года рождения — осталось 3%.

И для меня день 9 Мая всегда был очень личным праздником, семейным. Как Новый год.

Но что-то стирается, непоправимо тускнеет. Как голоса на коричневой магнитофонной ленте.

Удержать память невозможно: каждому дню достаточно своих забот.

Может быть, веселый азарт того поколения победителей, инстинктивная неприязнь к политрукам и особистам – и есть то самое главное, что нам досталось?

Мы победили фашизм. Но кто же тогда отстреливает адвокатов и судей, правозащитников и экспертов по национализму? Недобитые диверсионные группы? И почему давний лозунг: «Один лидер, одна нация» — уже не вызывает такой безусловной, на уровне рефлекса, тошноты?

Давайте уж честно. Мы победили немцев. А немцы победили фашизм, но у себя. Нам это веселое занятие еще только предстоит.

Удачи вам!

Архив номеров
Главный редактор
Синочкин Дмитрий

май 2013