Козлиная песня

Зато название этой книги мне понравилось и нравится до сих пор. В самом деле, нужно быть гением, чтобы так быстро, точно и умело перевести высокий регистр в низкий и все же оставить тень высокости. Всего-то с буквальной точностью перевести обрусевшее греческое слово «трагедия» на русский язык: «козлиная песня».

Ирония сходу обрушивается на реципиента (читателя). Все равно как если б объявили: «Будет представлена трагедия!», а реципиент (зритель) посмотрел бы, послушал и со вздохом сказал: «Козлы вы все, ребята, вот». Или vice versa: предуведомление: «Сейчас такой бурлеск покажут! Козлы будут петь, представляете?», а реципиент (зритель) послушал бы, посмотрел и со вздохом сказал: «Ну и что здесь смешного? Трагедия…»

Еще бы не трагедия. За что и любят так эту книгу. Запомнить-то я ничего из нее не смог, но ощущение, послевкусие валящегося на тебя мрака, безнадеги, безвыходности, тупика не забывается. Что ж тут, в этом романе, вышедшем в свет в 1927 году, с треском провалившемся в книжном прокате (если можно так выразиться), чтобы через десятилетия войти в канон классики русской литературы XX века?

Приятель мой, обожающий Константина Вагинова (автора «Козлиной песни»), заметил, как я невольно поморщился при его упоминании об этом романе, и спросил: «Тебе не нравится?» Я так же невольно ответил: «Вспоминается малопристойный одесский анекдот. “Доктор, посмотрите у меня в заднице, там что-то нехорошо…” — “А что там у вас вообще может быть хорошего?” Роман о людях, которые оказались в заднице. Написан отлично, но что там вообще может быть хорошего?»

Старорежимные интеллигенты, выпускники гимназий и университетов, оказались в абсолютно ином мире, в другой стране. Все, к чему они привыкли, рухнуло, исчезло, было уничтожено. Не то чтобы в этом новом мире их знания, умения и навыки стали бесполезны. Нет. Недаром с автором «Козлиной песни», сыном полковника императорской охраны Вагенгеймом (ставшим Вагиновым) дружил племянник народовольца Кибальчича, троцкист Виктор Серж. Знания пригодятся. Герои «Козлиной песни» могут вписаться в этот новый, чужой мир, если не погибнут по случайности или неосторожности. Они будут востребованы, но для этого им надо измениться, что-то очень важное в себе и вокруг себя предать. Стать какой-никакой элитой нового общества.

Это есть в «Козлиной песни». Это и интересовало троцкиста Виктора Сержа, участника Октябрьской революции, потом зэка, потом (повезло) эмигранта. Строили-строили и наконец построили: казарму, концлагерь, и — надо же — в этом концлагере как раз что-то важное в себе и вокруг себя предавшие интеллигенты неплохо устраиваются! Читают лекции, обучают языкам, статьи пишут. Все как у людей.

Согласитесь, что не сильно бодрящая книга. Есть в ней и такая тема. Все герои этой книги — представители культуры. Так вот, они оказались недостойны этой культуры, античной, русской, западноевропейской. Они ее уронили. Я прекрасно понимаю, почему филолог Лев Пумпянский, прототип главного героя, Тептелкина, насмерть поссорился с Вагиновым, прочитав «Козлиную песнь». Его отнюдь не успокаивал тот факт, что и себя Вагинов в книге описал так же и таким же. Про себя — да хоть что, но про других?

Тем не менее эту книгу любят. Я, помню, ехал в метро читал «Козлиную песнь». Молодой патлатый парень увидел, что я читаю, по-доброму заулыбался, кивнул мне и задрал вверх большой палец: «О! “Козлиная песнь”! Вещь! Круто! Во!» Не понимаю. Клин клином, что ли, вышибают? Не понимаю…

Исчезнувший городок

Да. Любят настолько, что бродят по местам (описанным с топографической точностью) проживания и бытования героев романа. Разыскивают эти места, уточняют. Новое издание «Козлиной песни» 2019 года снабжено великолепной статьей Алексея Дмитренко и Игоря Хадикова «Вдоль линий Вагенгейма, или Петергофский травелог Константина Вагинова».

А вот эту статью я прочел с удовольствием. Вот она мне понравилась. Настоятельно рекомендую. Вообще-то, я и «Козлиную песнь» рекомендую. Знаете, есть книги, которые надо прочесть. Абсолютно не важно: понравится, не понравится. Надо, и все. «Козлиная песнь» к ним относится. Поскучаете, помучаетесь — не под бомбежкой, чай. Перетерпите, зато что-то важное в вашу душу канет и не пропадет. Будем надеяться.

А вот статья Дмитренко и Хадикова вам понравится — уверен. Это же детектив. Расследования. А кто ж не любит детективы? Дело в том, что главный герой «Козлиной песни», Тептелкин, снимает дачу в Петергофе. Там он натаскивает рабфаковцев для поступления в вуз. К Тептелкину приезжают друзья, бродят по паркам, заходят в пивные, в столовые, катаются на лодках. Городка Петергофа, такого, каким он был в 1927 году, уже нет. По нему прокатились советские 20–30-е годы, а потом война.

Ну и где бродят герои «Козлиной песни», где живут, пиво пьют и обедают? Все это с великолепной дотошностью (и с иллюстрациями) выясняют Игорь Хадиков и Алексей Дмитренко. И нам показывают. Ну, например. Цитата из книги:

«Летний вечер. Никаких официальных занятий. Никакой кафедры. Мошкара кружится и вьется. В лодке сидит Тептелкин, гребет. У берега качаются тростники, наверху виден Петергофский дворец, на берегу стоит неизвестный поэт».

Пояснение с некоторым недоумением:

«Все будто бы так, как и должно быть, — лодка в Маркизовой Луже, на гребне древнего берега виден фасад Большого Петергофского дворца, выступающего из Верхнего сада. Немножко смущают тростники — они, конечно, растут повсюду вдоль болотистой линии берега северного моря, но только не у самой кромки Нижнего парка. Да и мошкара над рядами волн пусть мелководного, но всегда ветреного Финского залива ведет себя странно. Дальше еще страннее».

Новая цитата:

« — Приехали! — кричит Тептелкин и гребет к берегу. — Наконец-то вы приехали. Если б вы знали, как мне грустно жить здесь, сегодня мне особенно грустно.

Лодка пристала к берегу, неизвестный поэт сходит в нее, и Тептелкин, сутулый, седеющий, гребет от берега. Неизвестный поэт управляет рулем — лодка несется ко взморью».

И новое недоумение:

«Гребет от берега — а лодка несется ко взморью? И что это за странное место, чтобы встречать гостей на лодке? Возможно, неизвестный поэт приплыл на пароходе, и дело происходит у причала в Нижнем парке? Но откуда тогда приплыл на лодке сам Тептелкин? Сплошные загадки».

Загадка решена, и решена красиво:

«Нужно вспомнить о том, чего нет в Петергофе уже много лет, — об Английском, или Новом Петергофском, дворце, построенном Джакомо Кваренги в 1781–1789 годах в Английском парке, на берегу Английского пруда».

Четыре фотографии. Дворец на берегу Английского пруда в 1924 году. Руины дворца в 1942-м. И август 2017-го: пустое место с разбросанными там и сям каменюками. Застывший фильм. Оглядываясь, мы видим не руины, а процесс руинирования, что еще страшнее. Последующая расшифровка загадки:

«На фотографии 1924 года — вид с западного берега пруда. Здесь даже еще в начале 1980-х недалеко от разрушенного до основания дворца находилась лодочная станция. Английский дворец (именно он назван у Вагинова Петергофским) был возведен на небольшом возвышении (“наверху виден Петергофский дворец”), особенно заметном при взгляде из лодки на воде. Тростник и поныне растет вдоль всех берегов Английского пруда, предоставляя место для гнездовья уток, а жаркими летними днями над прудами кружится и вьется мошкара».

Если взглянуть на карту Петергофа, становится понятным также выбор Тептелкиным места встречи с неизвестным поэтом в вечер жаркого и душного летнего дня. Верхнюю часть Английского пруда пересекает железнодорожный мост Петергофской железной дороги, и станция Старый Петергоф, поставляющая дачников и жителей из Петербурга, расположена как раз вблизи того берега пруда, на котором стоит Английский дворец.

С поверхности пруда виден и слышен прибывающий на станцию поезд — что может быть разумнее, чем расположиться в лодке, возможно, в тени высоких деревьев у берега, если вы ждете гостя из города? И договориться о встрече с ним у лодочного причала перед Английским дворцом?»

Красивое ведь решение, правда? Оно самое легкое. А есть, скажем, такой вопрос: что за дача, которую снимает Тептелкин? Сказано, что он снял «необыкновенное здание». Здание с башней. «Ну и что? — задаются вопросом Дмитренко и Хадиков. — В конце XIX — начале ХХ века все дачи строились с башенками. Очевидно, башня какая-то особенная». Такая, что, кажется, и вовсе — одна. Не «дом с башенкой», а «башня с пристройками». Впрочем, пристроек уже не осталось. Вагинов пишет: «Низ дачи был растащен обитателями соседних домов на топку кухонь, но верх уцелел, и в комнате было уютно». Где такая башня в Петергофе? Или где она стояла? Потому что, когда в конце романа Тептелкин снова приезжает в Петергоф: «башни уже не было»… Ну, понятно, и ее — на растопку.

Нашли и башню. Это — бывший деревянный особняк графа Кушелева-Безбородко, построенный в 1842 году по проекту архитектора Штакеншнейдера. Здание известное. Во всяком случае (Хадиков и Дмитренко приводят цитату), 2 января 1845 года «Санкт-Петербургские ведомости» сообщают читателям: в Петергофе «много красивых деревянных домов частных владельцев, между которыми отличается особенно рыцарский замок графа Кушелева-Безбородко». В 1862 году сын графа продал «рыцарский замок» купцу Генриху Крону. В 1927 году от замка осталась одна башня. В ней и жил Тептелкин, в ней он и натаскивал рабфаковцев для поступления в вуз.

Фотографий «необыкновенного здания» не сохранилось. Дмитренко и Хадиков разыскали рисунок «рыцарского замка», каковой в свою статью и поместили. Странное ощущение возникает от чтения этой статьи: прогулка по исчезнувшему городку. Причем исчезло не только дореволюционное, но и раннесоветское: пивные, столовые, дома отдыха (потом они достались работничкам НКВД). Маленькая Помпея. Даже остовов прошлого, законсервированного остывшей лавой, не осталось. Одни только (недобитые) интеллигенты, почему-то полюбившие горькую и отчаянную «Козлиную песнь» Константина Вагинова.