Готический рассказ с театральными ужасами. В Павловске — махонькая извилистая речушка. В Царском Селе — гигантский пруд. А в Гатчине — настоящее глубокое озеро, зарастающее и требующее серьезных дренажных работ.

Там рыбу удят с лодок. Разумеется, запрещено, но кто там будет следить за рыболовами? В Петергофе, к примеру, тоже рыбу удят, но там фрунт и порядок, никакого романтического своеволия. Заплатил, взял снасть, подошел к рыбоводному садку и лови форель. Потом ее тебе в близлежащем ресторанчике сварят, запекут, изжарят. Это — регулярность, правильность, классицизм. В Гатчине — романтика, каковая, согласитесь, всегда связана с некоторыми нарушениями правил и законов.

Романтика Гатчины как-то так проявилась и в советском ее наименовании. Коротком и по времени бытования — с 1919-го по 1927-й, и в буквенном, так сказать, выражении — Троцк. Гатчину захватили войска Юденича в 1919 году. Под Гатчиной их продвижение остановила Красная Армия под руководством Льва Троцкого. Отсюда и Троцк. Как бы ни относиться к первому наркомвоенмору республики, а уж романтизма у него не отнимешь. В белой Гатчине издавал газету Александр Куприн. Этот странный городок под стать своему парку.

Парк прильнул к озеру, обступил его. Озеро диктует парку свои незаконные законы. Это  единственный парк в пригородах Питера, где вход — свободный. Железная калиточка притулилась сбоку ограды, тропиночка, и по холмам и взгорьям, через ручьи и пригорочки — к озеру и дворцу. Даже скорее — к замку с двумя квадратными башнями. Его строил Ринальди, а перестраивал любимый архитектор Павла, Винченцио Бренна.

На парках лежит отпечаток душ их бывших владельцев.

Петр подарил селеньице Хотчино своей сестре, Наталье Алексеевне. Она создала первую в России театральную труппу, сама писала пьесы. А кроме того, интересовалась медициной. Вместе с братом присутствовала на вскрытии придворной шутессы, карлицы. В общем, Наталья Алексеевна была похожа на брата, за одним маленьким исключением. Она была добрая.

Во всяком случае, пока она была жива, Петр не осмеливался поднять руку на сына от первого брака. Тетя, как могла, защищала племянника. Зато когда она умерла, тому пришел кирдык. Папа уже после смертного приговора, вынесенного Сенатом, собственноручно запытал наследника.

Театральность, медицина, доброта — в Гатчине, самом странном из городков, окружающих Питер, все это есть. Потом владельцами были лейб-медик Блументрост, князья Куракины, но они не наложили отпечаток на Гатчину так, как выдавил на ней свое («с подлинным верно») клеймо любовник Екатерины Второй, убивший ее мужа, Григорий Орлов. В 1765 году, спустя три года после переворота, Екатерина подарила ему Гатчину. Здесь был его дом, его охотничьи угодья. Здесь он устраивал балы, приемы, выдумывал фокусы вроде раздвигающейся скирды. Представьте себе: на полянке — скирда. К ней приближается матушка-императрица. Вдруг скирда раздвигается, и обнаруживается столик с закуской и выпивкой. Театральщина с сильным привкусом безумия, верно?

Вот безумие-то и обнаружилось впоследствии во всем его безобразном великолепии. Григорий Орлов женился по любви на своей двоюродной сестре, Зиновьевой. Она умерла от чахотки, и Орлов сошел с ума. Сейчас бы сказали, впал в глубокую депрессию. В таком состоянии и помер. А его Гатчину императрица  передала своему сыну, который не мог простить матери ни гибели отца, ни многочисленных любовников. Оцените жест. Подарить сыну имение своего любовника, который убил его отца и свихнулся от любви.

С Павла и начинается настоящая история Гатчины. Потому что он принял матушкин подарок мужественно. Он стал обустраивать Гатчину. Он полюбил ее. Здесь, в Гатчине, был поставлен лучший памятник императору Павлу. Нет, не памятник Витали, в 1851 году установленный перед дворцом. Нечто совершенно иное — архитектурное сооружение, изумительно точно и лаконично очерчивающее характер сына Екатерины Второй и Петра Третьего.

Нет, это не замок-дворец, построенный Ринальди и перестроенный Бренной. Дворец, облицованный знаменитым пудостским камнем, добывающимся неподалеку от Гатчины — в деревне Пудость. Камень этот меняет цвет вместе с освещением.

Дворец-замок, как  другие архитектурные сооружения Павла, — это то, каким он хотел казаться: рыцарь, романтик, воин. Но вовсе не то, каким он был — интеллигентным неврастеником, ищущим в себе или вовне как раз того, чего в нелюбимой им матушке было с избытком. Назовем это сооружение «Березовый домик» или «Поленница», подарок Павлу от его жены Марии Федоровны. Все российские Марии Федоровны, жена Павла и жена Александра Третьего, отличались редким умом и понимали своих супругов. «Березовый домик» был сожжен дотла во время Великой Отечественной войны. До 1975 года на месте «Березового домика» были танцплощадка и детская площадка. В 1976-м домик восстановил архитектор Кедринский.

Собственно, пора объяснить, что такое измыслили архитектор Виолье и Мария Федоровна для подношения Павлу. Каким архитектурным способом они очертили его характер лаконично и четко? Гигантская поленница из неоструганных березовых бревен. Белое и черное. Грубое, шероховатое, большое, неуклюжее. Но входишь в домик — и попадаешь в будуар. Изящный, нежный, розовый и странно-просторный, очень светлый. Весь из зеркал, из гирлянд каких-то перевитых. На плафоне — амурчики. Столики, стульчики. Подчеркнутая хрупкость, игрушечность в грубой поленничной оболочке.
Настоящий понимающий подарок любящей жены нервному мужу. Оно конечно, когда «Березовый домик» строили, не могли не вспоминать о скирде графа Орлова, скрывающей пиршественный стол, но тут было обращение, письмо в архитектурной форме, объяснение в любви и понимании. Дескать, перед всем миром ты — грубый, жестокий, топающий ногами тиран. Неуживчивый, резкий, угловатый. Но я-то знаю: за грубостью и резкостью ты прячешь такую хрупкость, такую нежность, что поднеси спичку — вспыхнешь и сгоришь, как поленница, сложенная для костра.

Что и случилось впоследствии…

Гатчина самой природой и историей создана для фантастики. Для чего-то до крайности необычного, прячущегося под маской неприметности. Для чего-то гофмановского, двоемирного…  Здесь фантаст, архитектор, поэт Николай Львов построил самое свое удивительное сооружение: Приоратский замок. На первый взгляд, ничего необычного и особенного: ну, замок и замок. Но это единственный в мире замок, построенный… из земли. Землебитное сооружение, которое с конца восемнадцатого века так и стоит, ничего ему не делается. Земляные кирпичи делали по разработкам князя, выдумщика и изобретателя. Здесь же, в Гатчине, на том самом озере, что у подножия дворца, изобретатель Стефан Джевецкий в 1885 году демонстрировал Александру III первую в России подводную лодку. Плавала, опускалась на дно, поднималась… Александру понравилось. Отдал распоряжение строить такие штучки.

Пятьдесят штучек построили и использовали в качестве плавучих бакенов. Джевецкий еще чего-то выдумывал и изобретал, и все использовалось в качестве… чего-то вроде бакенов. Он махнул рукой и уехал в Париж. Стал бизнесменом, в свободное от бизнеса время занимался теоретической химией. Гатчинская историйка с легким налетом абсурда, фантастики, мистики и покинутости.

Здесь был первый в России сиротский приют: Гатчинский сиротский институт, созданный в 1813 году. Если двигаться по главной улице городка к парку, то его не минешь. Серое небольшое зданьице с мемориальной доской, на которой перечислены все знаменитости, воспитывавшиеся в этом учреждении. К примеру, великий русский шахматист Чигорин…

Городок мозгов, так скажем. В павловском дворце, который облюбовал себе после восшествия на престол в 1881 году Александр III, до 1985-го обосновалась научно-проектная организация под дивным названием «Электронстандарт».

Что-то в есть самом воздухе Гатчины и гатчинского парка — магическое, мистическое, волшебное. На площади перед дворцом был установлен еще при Павле красивый обелиск. Стоял себе и стоял до 23 мая 1881 года, пока в него не шарахнула молния. За пару месяцев до этого в Александра II шарахнули бомбой, так что новый царь, Александр III, из опасного Петербурга надолго перебрался в гатчинский дворец. Силы природы вот так поприветствовали нового жильца.

Александр III полюбил Гатчину так же сильно, как и его прадедушка. Даже прозвище получил «гатчинский затворник». Охотился, удил рыбу в гатчинском озере. Манкировал дипломатическими приемами. Обосновывал со свойственной ему лапидарностью: «Когда идет клев, Европа может подождать». 

Эта фраза в тон и в стиль Гатчине — фантастическому городку физиков и музейщиков. Недаром в Гатчине разворачивается действие одного из самых странных и сильных текстов новейшей русской литературы. Герой «Капитана Дикштейна» Михаила Кураева, участник Кронштадтского мятежа, чудом спасшийся от расстрела, став другим человеком, с другими фамилией, биографией, социальным положением и происхождением, доживал свои дни в Гатчине.

В городе, где старый парк, распахнутый, словно городской сквер, лепится вокруг глубокого озера.

Никита Елисеев