1168
0
Елисеев Никита

Графика зимы

Смотришь на черно-белый пейзаж за окнами и думаешь: а может, не так и не прав был Сальвадор Дали, когда писал, что у русских не может быть великих живописцев. Слишком долго наши глаза привыкают смотреть на белое. А вот графика (писал Дали) у русских должна быть замечательная. Белый лист снега и черные линии голых ветвей. Графика так графика. Я согласен.

Атеист

Я купил эту книгу (Рюи Ногейра, «Разговоры с Мельвилем»), хотя и предполагал, что ничего нового про этого режиссера и человека не узнаю. Достаточно посмотреть на фотографии Жана-Пьера Мельвиля (Грюнбаха), солдата Второй мировой, подпольщика, друга Жана Кокто и Годара, создателя лучших французских боевиков («Самурай», «Второе дыхание», «Стукач»), чтобы понять: этот одутловатый, полный человек недаром носит черные очки. Лишнего он не расскажет. Даже другу. Но кое-что новое и неожиданное я узнал. Причем об одном из самых любимых моих фильмов Мельвиля — «Леон Морен, священник». Автор остросюжетных триллеров снял психологическую камерную кинокартину, где большую часть времени мужчина
и женщина просто разговаривают друг с другом. Плюс бытовуха вокруг них, конечно, своеобразная. Меня удивило то, что атеист и «правый анархист» (так Мельвиль сам себя характеризовал) снял католический, христианский фильм.
Французский городок времен оккупации. Священник, связанный с подпольем. Женщина — коммунистка, ее муж, еврей, скрывается. Ее детей от этого мужа священник крестит и подделывает документы. Они — католики, французы, и теперь их не могут депортировать. Женщина принимается пропагандировать священника. И в ходе своей пропаганды она в священника влюбляется. Да и как не влюбиться, если Леона Морена играет Бельмондо. И священник отвечает ей взаимностью. Нет-нет, никаких объятий, поцелуев, никаких объяснений.
А потом война кончается, священника переводят в другой приход, женщина приходит с ним проститься, а он даже не говорит ей,
куда его отправляют. Спрашивает: «А зачем вам?» — и уходит. И все. Но горло перехватывает. Так вот, как выясняется из слов Мельвиля, он снимал антиклерикальный фильм. И не потому, что целибат (запрет католическим священникам жениться) мешает соединиться двум любящим людям, а потому, что Леон Морен для него вовсе не безусловно положительный герой. Леон Морен чувствует свою власть над душой, над помыслами и желаниями женщины. Разве ощущение власти не слаще телесного обладания? И что может быть необходимее в человеческом обществе и отвратительнее, чем власть и ощущение власти? (Тут-то Мельвиль и называет себя «правым анархистом».) Меня это признание Мельвиля, прямо скажу, подкосило. Он что, не понял, что в результате у него получился гимн солдату церкви, Леону Морену? И самое главное: неужели он не понял, что в споре атеистки и священника главный аргумент — вот этот? Что если священник поддастся искушению, то он ничем, никакими словами не убедит атеистку, что Бог есть? Может, и  понял, но вслух не сказал.

Разговоры с Мельвилем.
Ногейра, Рюи. — М., «Роузбад
Интерактив», 2018.


Христианский поэт

«Сваи, сети, обморочный морок сумеречных вод. Если есть на свете христианский город, то, пожалуй, вот. Не могли ни Спарта, ни Египет, ни отчизна-мать так красиво, карнавально гибнуть и не умирать…» Дмитрий Быков издал новый сборник стихов «Дембель». Я прочел этот сборник от корки до корки и не раз, поскольку очень люблю этого поэта. Прочитав и перечитав, понял то, что до сих пор не понимал или недопонимал. А ведь Дмитрий Быков — настоящий христианский поэт. Не обрядоверец, не язычник, поклоняющийся национальной церкви, не истеричный неофит, толком не разобравшийся в том, во что он поверил, но человек, для которого христианство — живое проблемное поле, как для… священника Леона Морена, как для… Мельвиля. «Когда не десять и не сто, а миллион поверит бреду; когда уже ничто, ничто не намекает на победу, — ударит свет и все сожжет, и смерть отступится, оскалясь. Вот Пасха, вот ее сюжет. Христос воскрес. — А вы боялись…» Я и не припомню в русской поэзии таких христианских стихов. Чтобы вот так четко, формульно разъясняющие, в чем смысл Пасхи, в чем ее… сюжет, — нет, не припомню. Может быть, по этой причине у Дмитрия Быкова и вырываются на бумагу такие отчаянные строчки: «Неужели, когда уже отняты суть и честь И осталась лишь дрожащая, словно жесть, Сухая, как корка, стертая, как монета, Вся эта жизнь, безропотна
и длинна, — Надо будет отнять лишь такую дрянь, как она, Чтобы все они перестали терпеть Все это?»

Дембель.
Быков Д.  — СПб., Азбука, 2019.

 

Восстание

А вот эту книгу надо прочесть обязательно: Николай В. Кононов, «Восстание». Исторический роман об одном из руководителей восстания в норильских лагерях, Сергее Дмитриевиче Соловьеве. Ничего об этом человеке и его трагической, фантастической, а в чем-то типичной судьбе я писать не буду. Не хочу спойлерствовать. Надеюсь, что вы прочтете эту книгу, которую необходимо прочесть. ХХ век оставил такое историческое наследие, что ХХI-му придется долго разгребать «скрещенья судеб». Отсюда — богатый урожай исторических романов. Их нелегко читать, потому что больно. Потому что история в этих романах оказывается механизированным чудовищем, под колеса которого приходится бросаться думающему, порядочному, правильно чувствующему человеку. Зато эта необходимая работа авторов и читателей создаст когда-нибудь совершенно новую русскую культуру; приблизит время, когда люди, живущие в России, осознают, «что есть что и что почем и очень точно», и дай Бог — на чужом опыте.
 

Восстание.
Документальный роман.
Кононов Н. В. — М.: Новое
издательство, 2019.

если понравилась статья - поделитесь: