Три речки протекают сквозь него: Полисть, Порусья и Перерытица. За что Федор Михайлович эдак обозвал Старую Руссу? Ведь каждое лето с 1872 года со всей семьей приезжал сюда. С детьми, пасынком (сыном первой, рано умершей жены), второй женой, Анной Григорьевной Сниткиной, «горлицей среди ворон», как назвал ее замечательный поэт Владимир Корнилов. Он имел в виду прочих жен великих русских писателей: Наталью Николаевну, Софью Андреевну, Любовь Дмитриевну. Закончил стихотворение печальным вздохом: «Больше российской словесности так никогда не везло».

Дом писателя и круглосуточный ресторан

В доме-музее Достоевского я догадался, почему Федор Михайлович так припечатал Старую Руссу. Дом его стоит на набережной реки Перерытицы, на самом краю старого города. Удивительно, но во время войны он уцелел… Мне довелось говорить с женщиной, освобождавшей город от нацистов. Это была вдова Павла Когана, Елена Ржевская. 

Я спросил Елену Моисеевну, какой она нашла Старую Руссу. «Сожженной», — просто ответила. Ничегошеньки не было. Печные трубы и остовы зданий. Но на окраине стоял невредимый дом Достоевского. Елена Ржевская его не увидела.

Гореть — привычно для Старой Руссы. В «Географо-статистическом словаре Российской империи» Семенова-Тянь-Шанского о ней сказано: древний город, в летописях упоминается аж с 1167 года, однако «во время существования Новгородской республики Старая Русса принадлежала к числу пригородов республики и неоднократно подвергалась опустошениям от Литовцев, Поляков, Ливонцев и Русских».

Всего этого я не знал, когда ехал от автобусной станции сквозь полночную Старую Руссу в санаторий. Там же воды. Старейший целебный курорт в России. Что-то вроде Баден-Бадена, только рулетки нет.

По пути я не удержался и свернул в круглосуточный ресторан. Взял меню и задрожал от вожделения: какой сюжет! По дурости спросил у официантки: «Можно купить меню?» Она не удивилась, но четко и немного обиженно ответила: «Нет». И добавила: «Снимать и переписывать тоже не надо». Мне стало интересно: «А что, многие пытаются?» Официантка кивнула: «Многие. Администрация за-претила».

Меню предваряло обращение: «Дорогие рушане и рушанки (самоназвание жителей и жительниц Старой Руссы. — Н. Е.), а также гости нашего города и ресторана, администрация вынуждена предупредить вас, что за: 
оскорбление официантки нецензурными словами — штраф… 
стол, ломаный, резаный, колотый, подожженный — штраф… 
стул, ломаный, резаный, колотый, по-дожженный — штраф… 
скатерть, прожженную, порванную — штраф… 
занавеси, прожженные, порванные — штраф… 
зеркало, резаное, колотое, битое — штраф… 
оконное стекло, резаное, колотое, битое — штраф…»

Я забыл цены этого великолепного прейскуранта предполагаемых забав рушан, рушанок, а также гостей ресторана и города. Забыл и два предпоследних пункта. Помню последний, десятый пункт: «Номерок утерянный — штраф 50 рублей». Картина нарисовалась впечатляющая. Изрезавший, исколовший, поломавший и поджегший столы, стулья, зеркала, сорвавший пару занавесок и спаливший скатерть, расплатившийся за испытанное удовольствие по прейскуранту джентльмен покидает ресторан и понимает, что, вот незадача, номерок-то он потерял…

Кстати, «щука по-рушански» была великолепна.

Набережная реки Перерытицы

В дом-музей Достоевского я попал на следующий день. С утра побродил по санаторию, заваленному белейшим снегом, постоял у бассейна с незамерзающей водой, в котором не плавали, а копошились утки в несметном количестве. Потом вышел в город, дошел до памятника «Доблестным вильманстрандцам», павшим в боях русско-японской 1904–1905 годов. Огромный черный орел распростер крыла на такой же черной скале. Чуть поодаль от орла висела огромная зловещая надпись с указующей стрелкой: «Въезд в морг больницы — с проспекта Энгельса».

Вильманстрандский пехотный полк был расквартирован в Старой Руссе. Первые бои он вел в 1809 году, во время послед-ней русско-шведской войны под Вильманстрандом — городом, чье финское имя хорошо известно всем шоппингующим питерским домохозяйкам. Да, Вильманстранд по-фински — Лаппенранта. Опять-таки, не чужой для русской литературы город. Первый переводчик «Гамлета» на русский язык, популярнейший поэт XVIII века, Александр Петрович Сумароков родился в 1718 году неподалеку от Лаппенранты.

Я вышел на набережную и двинулся вдоль довольно широкой Перерытицы к дому Достоевского. Миновал другой дом, в котором родился Владислав Михайлович Глинка, историк, работавший в Эрмитаже, едва ли не лучший знаток военной истории России.

Перчатки Федора Михайловича и корова Анны Григорьевны

С музеем Достоевского в Старой Руссе вышла вполне достоевская история. Или не достоевская, а российская

Потому что официально решение о создании музея в доме на набережной Перерытицы город-ские власти Старой Руссы приняли в мае 1909 года. Но никто его не создал. В 1918-м  дом объявили «неприкосновенным историко-литературным достоянием республики» и передали Наркомпросу. Наркомпрос разместил в нем музыкальную школу. В 1931-м к дому привинтили мемориальную доску.

Музей в рушанском доме семьи Достоевского так и не создали бы, если бы не энергия любви одного человека к писателю. Музей открылся только в 1981 году стараниями Георгия Ивановича Смирнова, неистового краеведа и, как теперь принято говорить, фаната Достоевского. Ему много помогал Владислав Глинка. Даниил Гранин написал очерк о Георгии Смирнове, бескорыстном почитателе и исследователе Достоевского, который два года возглавлял созданный им музей. Десятилетиями добивался, чтобы в Старой Руссе был музей Достоевского, в 1981 году стал его директором, а в 1983-м умер. В 2001 году в Москве в количестве 600 экземпляров издали книжку Смирнова «Скотопригоньевск и Старая Русса».

В музее мало подлинных вещей писателя. Программки семейных спектаклей с трогательным распределением ролей: «“Квартет”, басня И.А. Крылова, Козел — г-н Федор Достоевский», аптечный рецепт, цилиндр и перчатки. Цилиндр и перчатки встречают посетителей у входа. Я глянул и изумился. Я был убежден, что у бывшего каторжанина были большие руки. На знаменитом портрете Перова видны цепкие, нервные пальцы, которыми Достоевский охватывает колени, но, судя по перчаткам, руки у писателя были маленькие.

Вот там-то, в музее, мне и рассказали историю, которая разъяснила происхождение названия «Скотопригоньевск». Дело в том, что Анна Григорьевна Сниткина была очень хваткой и деловой «горлицей». Каждое лето она покупала в Старой Руссе корову. У семьи, таким образом, все лето было парное молоко. Уезжая в Петербург, Сниткина корову продавала и в накладе не оставалась. Каждое утро корову выгоняли в луга, которые начинались сразу за домом, а вечером за ней выходил Федор Михайлович. Писал он ночами, крепко накачиваясь чернейшим чаем и накуриваясь папиросами. Накануне творческих бдений с веревкой в руках выходил в рушанские луга на поиски коровы. Потом загонял скотину домой. Как еще можно писателю назвать городок, в котором он совершал такую ежевечернюю прогулку? Скотопригоньевск, конечно…